— Лучше недосол, чем пересол. — Отец превзошел самого себя в снисходительности.
— Ну, тогда все в порядке, — сказала Блажена, но косая морщинка все так же разделяла ее гладкий лоб.
— А каша? — спросил, отставив тарелку, пан Бор.
— Каша! — вздохнула Блажена. — Это не каша, а какая-то резина, я все время ждала, что она убежит из кастрюли, что ее станет все больше и больше и она рекой побежит, потечет через порог и зальет всю улицу, но не тут-то было, папка! Сказки врут. Каша никуда не бежала, а, наоборот, все густела и густела, стала как камень, и теперь ее даже ножом не отрежешь.
И Блажена смущенно поставила на стол кастрюлю, которая словно срослась со своим содержимым. Отец попробовал кашу вилкой, вилка чуть было не сломалась. Пожалуй, никто не рискнет ее есть!
У Блажены были несчастные глаза, а рот от огорчения стал узким-узким.
— Так что же с этой кашей? — Отец предпринял еще одну атаку на кастрюлю. — Да, думаю, есть ее невозможно.
Он огляделся, словно ища помощи, и снова взгляд его вернулся к кастрюле.
Наконец он спросил Блажену:
— А есть у тебя немного молока?
— Есть на утро, — живо ответила дочка, счастливая, что буря не разразилась.
— Так возьмемся за дело вместе. Не может быть, чтобы мы не сварили какую-то там кашу.
Они подкинули в огонь несколько поленьев, и молоко быстро закипело. Отец медленно сыпал в молоко крупу, а ложка в руке Блажены танцевала по дну кастрюли. Каша булькала, бормотала, ворчала, на ее поверхности появились шишки, которые то и дело взрывались и брызгали отцу на пиджак, а Блажене — прямо в лицо; она взвизгивала и жмурила глаза.
Наконец отец вылил половину густой белой массы в тарелку, а часть каши оставил в кастрюле.
— Я выскребу хорошенько кастрюлю, — с деловитым видом сказала Блажена.
— Делай как знаешь, — улыбнулся отец, — но мне помнится, мама кашу маслила, да к тому же растопленным маслом, чтобы она была повкуснее — хотя мы, пожалуй, не станем испытывать судьбу еще раз!
— А я бы попробовала! — мужественно заявила Блажена.
Не успело масло растопиться, как каша загустела, но осталась мягкой, и Блажена облизывала ложку, бросая на отца благодарные и восхищенные взоры.
— И чего вы, взрослые, только не умеете! — сказала она, причмокивая.
— Ну, я-то скорее угадываю, чем умею, — ответил отец. — Многому человек учится само собой.
— Да, кое у кого все получается само собой, — рассуждала Блажена. — Вот, к примеру, Новотная: та даже может на уроках спать, все равно на экзаменах все знает.
— А на ужин ты что-нибудь купила? — осторожно стал расспрашивать дочь пан Бор.
— Купила, — усердно закивала Блажена. — Я все купила, что ты просил: масло и сыр!
— А хлеб?
— Еще бы! А сыр я купила с таким красивым названием… Угадай-ка! Прочитаешь его, и сразу всякие чудесные вещи представляются.
У отца шевельнулись подозрения. Он опасливо сказал:
— Сдаюсь. Скажи мне лучше, как твой сыр называется?
— С тобой никакой игры не получится. Сразу сдаешься! Разве можно сразу сдаваться и не попробовать угадать? Ну и скучный ты, папка! Я купила тебе сыр, при одном названии которого видишь синий-синий горизонт. Да угадывай же! Знаешь ли край, где апельсины рдеют?
— Горгонзол?
— Где там! Впрочем, это слово напоминает скорее рыцаря в доспехах, чем небесный горизонт. Ну ладно. Мой сыр называется «пармезан». Вот это название! Оно похоже на пармские фиалки, конечно, по звучанию, а не на вкус.
— Пармезан! Но ведь им, дочка, только посыпают макароны или плов, а к хлебу он не годится.
— Так я тебе его натру, и ты посыплешь его на бутерброд с маслом.
— И до чего я с тобой доживу! — воскликнул с притворным отчаянием отец. — Из тебя, пожалуй, выйдет изобретатель новых блюд.
— Разумеется! Сандвич а ля Блажена.
Дочь убирала со стола, мужественная и неунывающая. Домашняя работа все еще представлялась ей отвратительной гидрой, которой приходится отрубать головы. Она не замечала, что вместо одной отрубленной головы появляются две новые, шипящие и изрыгающие пламя.
Огонь в плите погас, и, когда Блажене понадобилась теплая вода для посуды, ей пришлось снова разжигать плиту и ставить на нее горшок с водой.
Горшки! Ведь эти горшки она сама слепила из глины и обожгла в горячем песке. С ними нужно обращаться осторожно, они доставили ей немало забот! Блажена ходила взад и вперед, от лохани к буфету, куда она убирала чистую посуду и приборы.