— Слышишь, как я сплю?
Но отец не смеется.
Он говорит:
— Я знаю, Блаженка, тебе нелегко приходится, а я плохо тебе помогаю.
— Противная Блажа, — притворяется веселой дочь. — Противная! Хотела отстранить тебя с должности Пятницы. Помоги мне завтра утром принести уголь из подвала, и я оставлю тебя в этом чине.
— Ну и глупый же у тебя папка! Мне и в голову не пришло. В другой раз обязательно говори мне. А если понесешь уголь сама, не набирай полный ящик.
Блажена с радостью повисла бы у отца на шее, но только болтает своими длинными ногами. Ей стыдно, что она, такая дылда, думает о всяких нежностях. Хорошо бы она выглядела со своими нежностями, вися у отца на шее и болтая журавлиными ногами, достающими до пола. И она позволяет себе только потрепать его каштановые волосы.
На лице отца нет и тени упрека или раздражения.
Тогда Блажена тянет его ухо к своим губам и шепчет:
— Блаженка хорошая! Вымыла сегодня весь пол.
— Ну да! А я даже не обратил внимания. Но утром обязательно посмотрю!
— Пожалуйста, подуй мне на коленки. Очень болят.
Отец гладит ее опухшие колени и худенькие икры — одни кости!
И вдруг он стукнул себя по лбу:
— Но я хорош! Забыл тебе сказать самое важное! Завтра едем к мальчишке. В воскресенье в городе народу мало, о загородной поездке со мной не договаривались, и я могу на денек вырваться. Вечером вернусь к началу в театре.
— И-и-и! — завизжала Блажена, словно попав с земли на небо. — Я как раз хотела тебя об этом просить, папка!
И Блажена с озорным видом принялась бороться с отцом.
Ей стало вдруг так хорошо, что она вновь почувствовала себя просто школьницей, не знающей никаких забот.
Блажену охватила огромная радость: во-первых, она увидит мальчишку, брата родного, до сих пор незнакомого, члена их семьи и будущего ее товарища; во-вторых, она снова поедет с отцом на машине.
На машине с отцом!
Поездки на машине доставляли Блажене ту же радость, что и уроки чешского.
Еще маленькой девочкой брал ее отец с собой в загородные поездки, если в машине оставалось свободное место. Блаженка сидела рядом с отцом притихшая, как зайчишка, ее глаза не пропускали ни одного поворота, ни одного из тех деревцев, что стремительно бежали за окнами машины.
И, когда сегодня машина выбралась из Праги на Бенешевское шоссе, Блажена уже заранее радовалась всем воротам домов от Вышеградской до Панкраца.
Она хорошо знала, что в Пльзень нужно ехать через Хухле, а на обратной дороге долго ждать у переезда в длинной веренице лимузинов, «вальтровок», «татр», мощных шестицилиндровых машин, не говоря уж о «явах» и «индианах» с их седоками, укутанными до самых глаз. Мотоциклы лихо объезжали все машины и с удивительным проворством проскакивали между огромными фургонами.
Так же хорошо были знакомы Блажене длинные улицы предместья, стянутые огромными узлами кладбищ, бегущие среди бензиновых колонок к стройным рядам египетских тополей за Беховицами, к веселой мешанине иренских лесов, улицы, стремящиеся через древние ворота Чешского Брода к Лабе, ее заливным лугам и крупным промышленным городам.
Она ездила с отцом во все концы страны — на восток и север, на юг и запад, удобно пристроившись на переднем сиденье его «шкоды», и эти поездки приносили ей ни с чем не сравнимое удовольствие.
Эти поездки с отцом… Да, Блажене, пожалуй, трудно сказать, что ей милее: они или уроки чешского.
Разве эти поездки не были самыми наглядными уроками географии и истории?
Когда Блажена после крутого поворота с тихой соседней Вышеградской улицы дышала полной грудью ветерком с холмов, когда всем существом впитывала фруктовый запах Цветущей акации, она знала, что уже через секунду их машина ворвется под своды первой кирпичной башни и та обдаст ее подвальным холодком и сразу напомнит о восемнадцатом столетии… Крепостные крутые стены, бойницы в толстой каменной кладке, пули, зарывшиеся в кирпичах… «У пушки он стоял…»[7]
И Блажена, как всегда, говорит отцу:
— Знаешь, папка, сегодня было бы достаточно одной бомбы, и от всего этого ничего бы не осталось.
Отец, сидя за рулем, не поворачивается к ней. Блажа видит лишь его профиль, но знает, что он ее внимательно слушает, хотя и не забывает при этом прислушиваться к писку и реву гудков машин, догоняющих и перегоняющих их, к шуму шин и работе мотора. И, как всегда, он отвечает вполголоса: