В отстроенных кварталах Нью-Дели ничто уже не напоминает ни об этих убогих хижинах, ни о тех драмах, что разыгрывались под их крышами.
В этот вечер Ганго и ее муж Гхису долго сидели у своей жалкой лачуги.
— Почему же ты сразу пошла домой? Могла бы поискать работу в другом месте, — упрекал жену Гхису.
— Я искала, — тихо отвечала Ганго.
Их единственный сын, шестилетний Риса, давно уже спал, ничего не зная о заботах, волновавших его родителей. Да, едоков в семье по-прежнему трое, работник же остался только один, а впереди — сезон дождей. Гхису возмущенно покосился на жену. Не могла уж потерпеть еще дней пятнадцать-двадцать…
Гхису, невысокий плотный мужчина, был вспыльчив, и когда раздражался, часами не мог успокоиться.
— Поехала бы ты в деревню, что ли… — помолчав, проворчал он, дымя своей бири[28].
— А кто меня там ждет, в деревне?
— У тебя на все ответ готов… Поезжай, не выгонят…
— Никуда я не поеду, — покачала головой Ганго. — Брат твой на порог меня не пустит. Ведь дважды у вас с ним из-за меня до ножей доходило.
— А здесь что будешь делать? У меня ведь тоже работа не вечная. Говорят, саркар[29] хочет набрать побольше рабочих и в три дня закончить дорогу.
— Но ведь ремонтные работы не прекратятся? — совсем тихо сказала Ганго.
— Да разве на ремонтных втроем прокормишься? — взорвался Гхису. — Да и их-то кот наплакал…
Их горький разговор затянулся до глубокой ночи.
Уволили Ганго в понедельник, а к субботе семья уже едва сводила концы с концами. С утра Ганго уходила на поиски работы и до полудня успевала раза три обойти всю стройку. Но к кому бы она ни обращалась с вопросом, все только смеялись или молча показывали на тучи, заволакивающие небо. По улицам бродили без дела десятки рабочих.
В субботу, возвратившись домой, Гхису сообщил, что и ремонтные работы на дороге закончены… Стало совсем худо. Ели только раз в день, да и то не досыта.
Не унывал только маленький Риса: с утра до ночи носился вокруг хижины на хворостине, погоняя невидимого коня. А отец с матерью сидели у входа — спорили, переругивались и давали друг другу советы.
Однажды вечером, после многодневных поисков и раздумий Гхису наконец нашел способ поправить немного домашние дела.
— Надо пристроить куда-нибудь Рису, — сказал он, потягивая бири, чтобы не сосало под ложечкой.
— Да на что он годится? — возразила Ганго. — Мал он еще, чтобы работать.
— Мал, говоришь? За обедом-то он от взрослого не отстанет. Многие в его годы уже работают.
Ганго ничего не ответила. Она была бы только рада, если б ее сын стал зарабатывать себе на жизнь. Но ведь до сих пор Риса даже по их улице ходил лишь за руку с отцом. Да и что он умеет делать?
— В его возрасте, — продолжал Гхису, — дети чистят ботинки, работают в велосипедных мастерских, продают газеты, да мало ли еще чем занимаются… Завтра же сведу его к Ганёшу: пусть работает чистильщиком.
Ганеш, односельчанин Гхису, жил в крохотной хибарке у моста, за милю от поселка. Закинув за спину маленький ящик с сапожными принадлежностями, Ганеш ходил из переулка в переулок — чистил и чинил обувь.
Наутро, отправляясь на поиски работы, Гхису сказал жене:
— Сейчас загляну к Ганешу, потолкуем, а ты пошли к нему Рису, да пораньше.
Покормив сына скудным завтраком, мать отправила его к Ганешу.
Топая босыми ножками, Рису важно двинулся на работу. Шестилетний худой малыш, с копной нечесаных волос, с большими наивными глазами и в такой длинной рубахе, что она закрывала даже его короткие штанишки.
Но добраться до Ганеша в этот день ему так и не удалось. Сколько соблазнов разбросала жизнь на его пути! Сначала он наткнулся на дерущихся мальчишек — их надо было срочно разнять, а потом и поиграть вместе с ними. Затем Риса поглазел на буйволицу — она купалась в грязном пруду. Пастух орал на нее что есть мочи, а она нежилась, забравшись в воду по самую шею. Потом Риса встретил факира и так засмотрелся на чудесное представление, что совсем забыл, куда и зачем он идет.
Когда солнце уже клонилось к закату, Риса прискакал домой на своей хворостине — промокший под проливным дождем, изголодавшийся, но очень веселый.
Да, нелегко было начинать трудовую жизнь! Все равно что молодому буйволу привыкнуть к ярму. Но делать нечего: семью ожидал голод.
На другой день Гхису сам отвел Рису к Ганешу и ушел, оставив сыну несколько ан[30], чтобы он купил себе банку ваксы и щетку.
30
Ана — мелкая монета, имевшая хождение в Индии до 1957 года. Одна ана составляла 1/16 рупии — основной денежной единицы Индии.