— Им удалось унести пулемет, — сказал Бевэн, — так что лучше бы вы, мосье Бурна, показали, как устанавливать направляющие
— Зачем? Я это сделаю сам.
— Я не позволю вам рисковать.
— Во-первых, я прошел в сорок третьем всю итальянскую кампанию, а эти бандиты не страшнее фрицев Гитлера. Во-вторых, у меня полнокровие, как у каждого астронома, так что маленькое кровопускание не повредит. А в-третьих, я майор запаса, а вы всего лишь лейтенант, так что я вас не задерживаю. Кру-гом! — добавил мой дядя, смеясь.
— Слушаюсь! Только будьте осторожны!
Мы расположили ракетные установки в окопах в двухстах метрах от замка; гордое здание сильно пострадало.
— Вы не знаете, что с нашими девушками? — спросил Мишель.
— Один пленный уверяет, что еще до начала наступления их заперли в глубоком подвале. Дочка Хоннегера, кажется, не разделяет идей своего папаши и, наверное, тоже там. Надо целиться в окна и двери, — закончил Бевэн, обращаясь к дяде.
Дядя включил электрический контакт. Последовал короткий вой ракет и оглушительный взрыв.
— Поражение!
Второй залп разорвался уже внутри. Пулемет противника замолчал. Мы дали еще три залпа подряд. Из-за наших спин добровольцы поливали пулеметным огнем зияющие окна замка. Но вот в круглом окошке затрепетала белая тряпка.
— Сдаются? Давно пора.
Внутри замка раздалось несколько выстрелов: по-видимому, сторонники сдачи утихомиривали тех, кто хотел драться до конца. Белая тряпка исчезла, потом появилась опять. Перестрелка внутри смолкла. Опасаясь подвоха, мы не вылезали из окопов, но огонь прекратили. Через проем выбитой двери вышел человек с развернутым носовым платком.
— Подойди ближе! — приказал Бевэн.
Человек повиновался. Это был совсем молоденький блондин с приятным, но измученным лицом и запавшими глазами.
— Вы сохраните нам жизнь, если мы сдадимся? — спросил он.
— Вас будут судить. А если вы не сдадитесь, мы сделаем вас покойниками менее чем за час. Выдайте нам Хоннегеров и выходите на поляну с поднятыми руками.
— Шарль Хоннегер убит. Его отца нам пришлось оглушить; когда мы выбросили белый флаг, он стрелял в нас, но он жив.
— Где девушки?
— Они в подвале вместе с Идой, простите, с мадемуазель Хоннегер, и Маделиной Дюшер.
— Они живы, не пострадали?
Блондин пожал плечами.
— Понятно. Выходите, мы ждем.
Глава VII
Суд
Двадцать уцелевших вояк безропотно выстроились на поляне, бросив оружие к ногам и заложив руки за головы. Двое выволокли Хоннегера, который все еще был без сознания; к нему приставили караул. С автоматами в руках мы с Мишелем проникли в замок; один из пленных показывал дорогу.
Внутри царил разгром. Картины кисти известных мастеров в вычурных рамах, вкривь и вкось висевшие по стенам салона, были изрешечены пулями. Два пустых огнетушителя свидетельствовали о том, что здесь тоже едва не вспыхнул пожар. В вестибюле валялся Изуродованный взрывом труп Шарля Хоннегера; пол и стены были утыканы осколками.
По каменной винтовой лестнице мы спустились в подвал; железная дверь гудела от ударов: кто-то стучался изнутри.
Едва мы отодвинули засов, как навстречу нам выскочила Ида Хоннегер. Мишель схватил ее за руку.
— Вы куда?
— Где мой отец? Брат?..
— Ваш брат убит, а отец… он пока жив.
— Неужели вы его?..
— Мадемуазель, — сказал я, — из-за него погибли двенадцать наших людей, не считая ваших.
— Это ужасно. Зачем они это сделали? — проговорила она и залилась слезами.
— Этого мы еще не знаем, — ответил Мишель. — Где девушки, которых они похитили? И эта, ну, как ее, кинозвезда?
— Мад Дюшер? Там, в погребе.
Мы вошли в подземелье. Керосиновая лампа тускло освещала стены. Маделина Дюшер, очень бледная, сидела в углу.
— Должно быть, совесть у нее нечиста, — сказал Мишель. — Вставай и выходи! — грубо добавил он.
Затем мы освободили трех деревенских девушек.
Когда все поднялись на первый этаж, там уже был Луи с остальными членами Совета.
— Старик Хоннегер пришел в себя. Пойдем, надо его допросить.
Хоннегер сидел на поляне; рядом с ним была и его дочь. Увидев нас, он поднялся.
— Я вас недооценил. Мне надо было привлечь на свою сторону инженеров, тогда мы завладели бы этой планетой.
— А для чего? — спросил я.
— Для чего? Это был единственный случай, когда человек мог взять в свои руки судьбу человечества. Через несколько поколений мы создали бы расу сверхлюдей.
— Из вашего-то материала? — спросил насмешливо я.