— Ларчик, глупенькая, я ведь тебя люблю, люблю так, что ни за что не отпущу от себя.
— Ты меня любишь?
— С первого дня, как только увидел. Но Семен мой друг, а потом и ты любишь его, вот я и таился.
Конечно он врал. Врал настолько самозабвенно, что готов был сам поверить в свою ложь. Нет, не все было ложью. Она ему нравилась и бывало такое, что несмотря на то, что она жена его друга, его порой посещали нехорошие мысли, вот только это было просто влечением и ничем иным. Да, оказавшись здесь он все чаще задумывался над тем парадоксом, что они здесь вдвоем, ситуация очень подходящая, но он ничего не предпринимал.
Поначалу, он ни на минуту не забывал, чья она женщина. Потом, когда пришло осознание сложившейся ситуации, было просто не до того, потому как они за день изрядно изматывались, тут уж не до грез. Даже во время ночных дежурств эти мысли не возвращались, лишь налетали легким ветерком, когда он видел, как она вытирается после купания, а футболка или платьице соблазнительно облегает ее тело. В особенности, если это происходило на фоне солнечного света, просвечивающего ее легкое одеяние и соблазнительно выставляя напоказ ее фигуру. Но это было простым влечением мужчины к женщине.
Да, он врал. А что ему еще оставалось делать? Он не психолог и понятия не имеет, как бороться с тем состоянием, которое ее охватило. Он отчетливо понимал только одно, нужно как-то вернуть ее обратно за черту, заставить вдохнуть жизнь полной грудью. Найти в себе силы, чтобы жить дальше, снова обрести смысл.
Плохо представляя, что нужно предпринять, он неожиданно для самого себя потянулся к ее губам и поцеловал, едва их касаясь. Она не дернулась и даже не попыталась отстраниться. Просто стояла, внимательно глядя ему в глаза. Губы плотно сжаты, твердые и сухие. Несмотря на то, что она не отстранилась, от нее веяло холодом и равнодушием.
— Что, очень хочется?
— …
Он только и смог, что нервно сглотнуть, вот только твердый ком никак не хотел покидать горло и даже наоборот, казалось стал тверже и больше, напрочь лишая возможности говорить, а по телу прошла дрожь. Лариса, все так же спокойно, стянула с шеи обрывок шнура и грустно улыбнулась.
— Ну, если хочется, то не стоит сдерживать своих желаний.
Как не равнодушна она была, но после долгих стараний, ему все же удалось распалить ее, заставить чувствовать. Он приложил все свои старания и умения. Потом вдруг ощутил, что его самого охватил такой восторг, что попытайся она сейчас его остановить, то он не станет ничего слушать, хотя теперь это уже будет самым настоящим насилием. Но она не остановила, мало того, загорелась сама.
Потом она плакала, но не отвернувшись от него, а наоборот прижавшись к его груди, словно маленькая испуганная девочка. Он же боялся пошевелиться, чтобы не дай Бог, не помешать. Она возвращалась. Он чувствовал это, и от этого его грудь расправлялась. Нет, он чувствовал себя мега мужиком, который сумел своими талантами заставить девушку вновь ощутить вкус жизни. Он просто понял, что вот сейчас, он сам вновь обрел смысл в жизни, а ее он любил. Вот эта девушка, рыдающая на его груди, именно она его смысл и не потому что он ее любит, нет. Она была единственной, ради кого должен был жить, потому что без него ей верный конец. Удайся ее попытка и он, скорее всего, повис бы рядом, на том же суку. Так что он радовался не только ее возрождению, но и своему. Жизнь, как она не трудна, чертовски хорошая штука.
То, что он уснул, до него дошло сразу, потому как поначалу лениво открыв глаза, он тут же рывком сел на матраце ошалело осматриваясь по сторонам. После произошедшего, он отнес уснувшую Ларису в палатку и устроил на ее постели, однако и мысли не допускал, чтобы оставить девушку.
Вместо этого, Дмитрий пристроился рядом и предавался размышлениям о их бытие, о том не права ли она и не стоит ли бросить все эти трепыхания, которые вели в никуда. Ведь она была где-то права, и если они и вправду хотят вернуться, то им следует обосноваться именно на том пятачке, где они появились в этом мире. Вот только то место значительно проигрывало этому, а ожидание могло продлиться долгие годы. И опять же, портал и впрямь мог открыться где угодно, так что им оставалось только надеяться на случай, на тот самый случай, который вырвал их из привычной среды.
Как он уснул, он и сам не заметил. А вот теперь проснулся. Причем он не сидел, а лежал и лежал один. Нет, не один. Испугавшись, что опять ее потерял из виду, а возможно потерял вообще, он ни сразу заметил, что она сидит в углу полутемной палатки, на том же матраце и внимательно смотрит на него.
— Хи-хи. Испугался?
— Есть такое дело.
— Ну, что Ромео, помнишь, что говорил или это так, в порыве страсти.
— Почему же помню, и под каждым словом готов подписаться и сейчас.
— Не надо. Лишнее. Я знаю, что это не правда. Неужели ты думаешь, что женщина не почувствует как к ней относится мужчина? Спасибо тебе за все, что ты делаешь для меня. А за то, что вынул меня из петли… Посмотрим, может придет то время, когда я поблагодарю тебя и за это. Ну что, будем ужинать? Я наловила рыбы. Или ты не против, вкусить чего иного?
— Ларчик, я… — Начал было он растеряно, но она не дала ему договорить.
— А вот я бы не против.
Девушка подалась вперед и приблизившись к его лицу поцеловала в губы, и на этот раз они были не твердыми, а мягкими, податливыми и влажными. После этого она облизнулась, прямо как хитрюга, тихонько умявшая банку варенья. При этом так озорно улыбнулась, что он тут же весь вздыбился. К тому же на ней в этот момент не было никакой одежды. Да какой к чертям собачьим ужин!
— Погоди. Погоди, Димочка.
— Что? Что не так?
— Все так, глупенький. Только я хочу сразу тебе сказать. Ни о каких детях не может быть и речи. Мало того, что тут нет никаких роддомов, так еще и нет никакого будущего.
— Лариса…
— Все. Хватит разговоров. Иди сюда.
Надо ли говорить, что ни о каком дежурстве сегодня не могло быть и речи? Хорошо хоть, у закона подлости, так же как и у них случился выходной, и за ночь ничего не случилось. И это с учетом того, что никто из них даже не вспомнил о том, чтобы забаррикадировать вход в их клетку. Правда, ужину, который должен был перейти в завтрак, повезло меньше. Местная братия без зазрения совести добралась до него и от четырех рыбин остались только разбросанные кости, да изгрызенные головы.
Лариса с улыбкой наблюдала за этим погромом, прислушиваясь к недовольному урчанию живота. И куда было спешить, можно было чин чином поесть, а потом уж… Ладно, нужно идти опять ловить рыбу, на этот раз уже на завтрак. Стоп. Никуда идти не надо. Вон он добытчик, уже сходил на охоту, несет на плече косулю. Значит, на завтрак свежатина будет.
— Ларчик, поздравь.
— С чем?
— Обошелся без патронов. Помнишь, как ты смеялась, когда я метал в вязанку камыша копье? Ага, зря ты так. Вот и экономия получилась.
Копье он сладил уже давно, примотав в качестве наконечника один из своих метательных ножей и каждый день, бросал его в цель, с маниакальным упорством, захватывая для этого последние отблески уходящего дня. И впрямь не зря. Каждый сэкономленный патрон он куда дороже золота. Хотя золото… Вот уж бесполезный металл. С другой стороны, из него можно чего-нибудь смастерить, полезного в хозяйстве. Все в этом мире относительно, вот и золото это.
— Поздравляю. Только мы ведь собирались на охоту завтра. Опять же, пошел охотиться, а меня не взял. Непорядок.
— Жалко было будить. А охота… Сухой паек из жаренного мяса он куда лучше, чем рыбный.
— Сухой паек?
— Ну да. Хватит сидеть затворниками. Прогуляемся окрест. Поднимемся вон на ту гору, с ее вершины должен открываться вид на сотни километров вокруг. А то сидим тут как бирюки, света белого не видим.
— Решил меня развлечь, психиатр доморощенный? — Благодарно улыбнулась она, на что он только смущенно пожал плечами. — Спасибо тебе, Дима. Только давай с этим погодим. Я ведь, как и любая баба, хочу дом и уют, а ты хочешь все бросить, так и не начав.