Оно конечно, взваливать на себя такой груз не хотелось бы. А с другой стороны, веселье до конца дней обеспечено, только успевай поворачиваться. Что же, придется делать то, что и хотел, только в больших масштабах. Хм. В гораздо больших. Не много ни мало народ создавать. Шутка!
Лариса ко всему этому отнеслась как-то с легкостью. Погрустила, когда в очередной раз убедилась в тщетности желания вернуться обратно, но потом смирилась и решила жить дальше. Не сказать, что была в восторге от необходимости перемены места жительства, все же здесь уже обживаться начали, но поразмыслив, решила, что так все же будет лучше, а главное безопаснее. Она как и он в бой особо не рвалась. Правда, еще немного погрустила по поводу гибели мальчишек, но и тут ничего не поделаешь. Они сами может и не хотели бы им зла, но однозначно навлекли бы беду. С другой стороны, они лично им зла не желали и в их смерти повинны не были. Слабое утешение, но уж какое есть.
Глава 9
Надо же, получилось! Ей-ей получилось! Дмитрий аккуратно перебирая извлеченные из печи изделия не мог нарадоваться удаче. Впервые в жизни он взялся за это дело и результат сразу положительный. Глина оказалась вполне приемлемого качества и посуда получилась на славу. Не без того, треть изделий либо пошли трещинами, либо лопнули, но две трети остались и вполне годились для использования. Знающий толк в гончарном деле непременно посмеялся бы над ним и заявил, что такой результат иначе как провалом не назовешь. Все так и есть, если забыть о том, кто все это делал. Дмитрия трудно было назвать даже дилетантом в этом вопросе, так что это был триумф.
Изделия получились темными, как бы закопченными, и скорее всего этот неказистый цвет так и останется, но это ерунда. Тут не до красоты, тем более как получить глазурь он понятия не имел. Вот вам потомки печь, а как добиться остального думайте. Дедок что-то такое рассказывал, да только в памяти ничего не осталось.
Хм. С другой стороны говорят, что человек не способен ничего забыть, все, что он когда-то видел или слышал, спокойно хранится в тайниках его памяти. Что же, возможно это и так, вон сколько всего уже вспомнил, никогда бы не подумал, что это возможно, а оно вон как. Так-что если припомнит, то обязательно воспроизведет, а пока и так хорошо.
Но с другой стороны, с этим нужно что-то делать. Если все передавать из уст в уста, то проку от этого не будет, рано или поздно это станет достоянием отдельных мастеров, а сколько секретов было утрачено с их гибелью. Или не делать вовсе? Да нет же. Если что-то делаешь, то делай это хорошо или вовсе не берись. Значит, нужно будет взваливать на себя еще и письменность. С другой стороны это греет самолюбие. Одно дело, когда потомки помнят о тебе по легендам, где сам черт не отличит правду от вымысла и совсем другое, когда все достоверно записано.
— Хорошо получилось, — вертя в руках горшок, констатировала Лариса, затем взяла в руки крышку, все из той же керамики и накрыла его, — Подходит. Не так плотно, но все одно неплохо.
— Признаться боялся, что слишком сильно поведет, но ничего страшного не случилось.
— Как думаешь, если его уронить, он сразу расколется?
— Ларис, я слишком долго над ним корпел, чтобы сейчас испытывать его на прочность. Вон возьми лопнувший и проверяй.
— Да не волнуйся ты. Я пошутила. Слушай, а теперь бы и ухват не помешает, как его в печь ставить и обратно доставать?
— Смастерю, что-нибудь, хотя к кузне рановато подходить. Нужно угля нажечь, меха сделать.
— А вот эти трубки для чего? — указала она на керамические изделия в виде труб.
— Так для поддува в кузнечный горн и домницу. Нужно же будет выплавку налаживать. Это пробные партии, я еще наделаю, на всякий случай, прозапас.
— Думаешь у Максима получится?
— А у него выхода нет. Сам ведь затеял научно-техническую революцию в отдельно взятом племени.
— Ясно.
— Слушай, я тут подумал. Словом нужно бы наладить тут письменность. У тебя вроде неплохо получается с Сайной.
— Это от скуки.
— Понимаю. А за плановое обучение не возьмешься?
— Ди-има-а, ты как себе это представляешь? На глиняных и восковых дощечках? Кстати воска у нас нет, — последнее было сказано с видимым укором. Ну да, не занимался он поиском пчел. Достали ее эти лучины, а что тут поделаешь?
— А если на бумаге?
— Сума сошел? Откуда здесь бумага? Ты обнаружил неподалеку целлюлозо-бумажный комбинат?
— Напрасно иронизируешь, ее очень даже можно сделать и все не так сложно, как может показаться на первый взгляд. Я бы даже сказал все очень просто и даже ты без особого труда это сможешь делать.
— Смеешься?
— Нет.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее.
— Бумагу можно делать из обычной тины, ее тут пруд пруди. Только сейчас вряд ли получится. Тут много солнца нужно, чтобы она не просто высохла, но и выгорела на солнце, иначе получится зеленой. Хотя и так будет серо-буро-пошкарябанной, что-то типа плохой туалетной бумаги, это по цвету, не по качеству.
— А по качеству ничем не уступит нашей?
— Уступить-то уступит, но это будет самая настоящая бумага.
— Давай дальше.
— А что дальше. Мелко нарезается, разводится в воде, желательно добавить немного клея, и крепче выйдет, и чернила расплываться не будут. Потом массу выкладываешь на мелкое сито, количество зависит от того какую толщину хочешь получить, даешь воде стечь, потом кладешь на отполированную доску, сверху другая, и не надолго под гнет. Как согнал окончательно воду, можно положить, к примеру, на гладкую плиту, которую можно разогреть костерком. Просохла и пожалуйста, готовая бумага. Обрезаешь все лишнее, обрезки обратно в переработку. Мы этим баловались в детском доме, от делать нечего.
— А чернила?
— Я тебя умоляю. В войну и после, прекрасно пользовали из сажи и молока, можно сделать крепкий отвар из дубовой коры, только получатся коричневые. Да можно использовать красители, что местные пользуют, для раскраски.
— Понятно, — однако охвативший ее было задор, тут же сменился недоумением, — Дим, а зачем тебе это? Хочешь книжки писать и ощущаешь недостаток в читателях?
— Скажешь тоже, книжки.
— А как это еще объяснить? Если заботой о моем досуге, то мне вполне достает и таких вот занятий с Сайной. А потом, ведь и других занятий хватает, только успевай поворачиваться. Так зачем?
— Ларис, ну, сколько им понадобится из всего того, что мы знаем? И сколько мы успеем сделать, что-то и вовсе не понадобится ближайшие надцать лет. Они до сих пор вполне обходились тем что у них есть. А так все будет записано, да будут те, кто это сможет прочесть, тогда уж совсем другой разговор. Опять же, снова случится какой-нибудь мор вот и утратятся знания. А так, если все будут грамотные, то все вернется на круги своя или по меньшей мере, многое можно будет восстановить.
— Думаешь мы сможем выдавить из себя столько, что понадобится целая библиотека?
— Кто его знает, Ларчик. Я всегда думал, что знаю очень мало, а как приперло, сколько всего уже вспомнил. Вот сяду за стол, чтобы все записать, так и не вспомню, а как возникает надобность, откуда все и берется. Не сразу, но вспоминается очень многое, что-то по ходу додумываю, над чем-то долго морщу лоб. А так, записывать по ходу пьесы.
— Скорее всего ты прав. Ладно. Попробую сделать эту твою бумагу.
— Лучше наверное летом.
— Вот еще время терять. Сядем с Сайной в лодку, пройдемся вдоль камышей и зарослей, там этой тины после весенних паводков, хоть попой кушай. Насобираем, останется только просушить и дальше по сценарию. Только и твоя помощь понадобится.
— Не вопрос.
— Вот и ладно.
Через два дня прибыли новые поселенцы, о которых говорил шаман. Были они из разных родов, фактически прекративших свое существование и, так сказать, расформированные местным начальником или советом шаманов, под бдительным оком Вейна. Тут собственно никакой разницы. Теперь они вошли в состав нового рода пса.