Мы любили читать книги, но их у нас было мало. Володя Ермолин раздал весь свой запас книг, которые привез в чемодане. За интересными книгами устанавливали очередь.
Геня Перфильев, Арся Баков, Ваня Чесноков и другие ребята помладше каким-то образом наловчились ловить полярных мышей — пеструшек. Они делали для них специальные ящички, кормили и ухаживали за своими «мышатами». Но однажды какой-то шутник в отсутствие Ильиничны привязал пеструшку к ее кровати и подложил под одеяло (Ильинична спала в углу палатки за ширмой из простыней).
Что потом было!.. На визг прибежали ребята из второй бригады. Ильинична, завернувшись в простыню, выскочила из-за ширмы и вся дрожала.
Виновника установить не удалось. После этого Петрович запретил держать пеструшек в палатке, а Ильинична два дня на всех дулась и ни с кем не разговаривала.
Саня Потапов и Петя Окулов попытались было наладить карточную игру, но Петрович решительно запретил даже в «простого дурака» играть.
— Начнете с «дурака», а кончите «очком». Видывал я, люди последнюю рубашку с себя проигрывали, — рассуждал он.
Картежники нашли себе убежище где-то за камнями, однако Петрович застал их и там, конфисковал карты и строго отчитал при всех.
— Дай, Петрович, поиграть, ведь все равно на острове никакое начальство не увидит, — попробовал было уговорить бригадира Саня Потапов, но Петрович строго осадил его:
— А ты, выходит, только начальства стесняешься? Может, и работать сюда ты только для начальства приехал?
Мне хорошо запомнилась футбольная встреча между бригадами. Затеял ее, конечно же, наш заядлый футболист Толя Гулышев.
День и час игры были назначены заранее. Команды готовились, тренировались. Мячом служил свернутый и крепко перевязанный кусок брезента.
Состав нашей команды обсуждался горячо, с криками, шумом. Каждый предлагал свой вариант. Младшие ребята были уже готовы за грудки схватиться. Сошлись на составе, предложенном Толей. В футболе он был признанный авторитет.
«И вот нашли большое поле». Правда, оно было маловато для футбольного, покрыто крупной галькой и имело наклон в сторону моря, но где же было искать лучшее?
Футбольные ворота обозначили два пустых ящика из-под консервов. У нас в воротах стоял один из «мощных мужиков» — Геня Перфильев, как всегда, спокойный, солидный, деловитый. В команде второй бригады вратарем был Боря Меньшиков, подпрыгивающий на месте от возбуждения. Судил встречу Геня Сабинин. Он недавно ушиб ногу о камень и ходил прихрамывая. Не сомневаясь в его честности и справедливости, Геню единогласно избрали обе команды. Не было, правда, свистка, но Геня так умел свистеть с помощью двух пальцев, что хоть уши затыкай. Для почетных болельщиков — Петровича, Яши и Ильиничны мы поставили пустые ящики, остальные зрители стояли.
Играли ребята азартно. Места было мало, и порой игроки сбивались в такую плотную кучу, что даже лихой свист судьи с трудом заставлял их разойтись по местам. Толя Гулышев выделялся из всех: он умел обойти двух, а то и, трех защитников, а те продолжали пинать ногами пустое место. Счет был 1: 0, а потом 3: 0 в пользу нашей команды.
Борю Меньшикова заменили в воротах, но и это не помогло.
Болельщики кричали и свистели, Ильинична охала и ахала. Петрович, встав с ящика, покрякивал и приседал на своих длинных ногах, а бригадир Яша при счете 4: 0 не выдержал и сам ринулся в гущу футбольной схватки. Тут уж возмутился Петрович, он ворвался на поле, ухватил бригадира за полу брезентовой куртки и поволок его, упирающегося, за собой, как на буксире.
— Ребята играют, а ты не встревай! — кипятился Петрович.
Судья Геня, забыв о своих обязанностях, хохотал, Ильинична, прямо-таки изнемогала от смеха. От души смеялись все ребята.
Игра закончилась со счетом 5: 0 в нашу пользу.
Долго после этого Ильинична со смехом вспоминала:
— Петрович-то, Петрович-то наш! Выбежал как молодой. Как коршун налетел на Яшу. Я думала — заклюет!
Петрович только смущенно хмыкал.
Я часто уходил в скалы. Там у меня было любимое местечко, со всех сторон защищенное от ветра. Здесь даже было что-то вроде грубого каменного кресла. На этой высоте, откуда были видны только море и небо, мне казалось, что у меня вырастают крылья, хотелось лететь вслед за чайками, хотелось петь, кричать от восторга. Я и пел до хрипоты все известные мне песни. А иногда здесь было хорошо вспоминать маму родных, далекий Архангельск…
В первые же дни жизни на острове — за работой, за нехитрыми играми и забавами, — мы ближе познакомились друг с другом, подружились. Даже Саня Потапов и Петя Окулов стали вести себя скромнее, не задирали носы перед младшими.