Мак–Аран звонко шлепнул ее по щеке.
— Сама прекрати! Черт побери, а вдруг эта тварь рыскает где–то поблизости и может проглотить нас обоих вместе с палаткой? Будь умницей и лежи тихо; надеюсь, оно уйдет.
— Легко сказать… — пробормотала Камилла и вздрогнула, когда душераздирающий крик банши раздался снова. — Вы… не подержите меня за руку? — еле слышно произнесла она, придвинувшись еще ближе к Мак–Арану.
Он нащупал в темноте ее холодные, как ледышки, пальцы, осторожно зажал между ладонями и принялся отогревать. Она склонила голову к нему на плечо; Рэйф наклонился и мягко коснулся губами ее виска.
— Не бойтесь, — прошептал он. — Все равно палатка пластиковая, и вряд ли пахнет съедобно. Будем надеяться, эта тварь — банши, если угодно, — скоро поймает себе что–нибудь достойное на обед и угомонится.
Воющий крик прозвучал снова — но уже не так близко и душераздирающе. Камилла вздрогнула и обмякла; Мак–Аран осторожно высвободил плечо и уложил девушку, пристроив ее голову у себя на коленях.
— Тебе надо немного поспать, — тихо произнес он.
— Спасибо, Рэйф, — еле слышно прошептала та.
Когда, судя по ровному дыханию, она заснула, Мак–Аран наклонился и запечатлел на ее губах невесомый поцелуй. «Чертовски удачное время выбрал ты для романа, Мак–Аран, — сердито сказал он сам себе, — забыл, что ли, сколько работы впереди, и нечего тут примешивать всякую отсебятину. Нечего, нечего». Но сон еще долго не шел.
Когда утром они вылезли из палатки, мир совершенно преобразился. Небо было прозрачным, ни облачка, ни дымки, а жесткую бесцветную траву покрыл красочный ковер из распускающихся на глазах цветов. Не будучи биологом, Мак–Аран все же встречался с подобным в пустынях, как скалистых, так и песчаных; ему приходилось видеть, как в местах с неустойчивым климатом развивались формы жизни, спешащие воспользоваться любыми благоприятными изменениями температуры или влажности, сколь угодно краткими. Камиллу буквально зачаровали крошечные пестрые цветочки и деловито жужжащие вокруг них похожие на пчел насекомые; впрочем, последними она старалась восхищаться на расстоянии.
Мак–Аран же, приложив ладонь козырьком ко лбу, изучал, что лежит впереди. За неширокой долиной, по дну которой струился ручеек, поднимались склоны последнего пика; до цели было рукой подать.
— При любом раскладе, сегодня вечером мы должны быть уже у подножия, — произнес он, — а завтра в полдень можно будет провести измерения. Теория–то элементарная: разбить на треугольники расстояние от пика до корабля, посчитать угол падения тени — и можно прикинуть диаметр планеты. Давным–давно то ли Архимед, то ли кто–то еще точно так же оценил размеры Земли — за тысячи лет до изобретения высшей математики. А если ночью опять не будет дождя, ты сможешь снять свои спектрограммы.
— Просто удивительно, — улыбнулась Камилла, — стоит чуть развиднеться — и как меняется настроение. А туда будет тяжело забраться?
— Не думаю. Отсюда так вообще кажется, что можно, не напрягаясь, пешком дойти до самой вершины — на этой планете горы гораздо лесистей, чем это обычно бывает. На самой–то вершине, конечно, голый камень; но стоит спуститься на какую–то пару тысяч футов, и уже начинается растительность. А мы еще даже до границы вечных снегов не добрались.
На горных склонах, несмотря ни на что, к Мак–Арану вернулся его былой энтузиазм. Да, конечно, это незнакомая планета — но все равно вокруг горы, и все равно предстоит восхождение. Пусть восхождение и действительно оказалось элементарным — ни скальных стенок, ни ледопадов — зато совершенно беспрепятственно можно было наслаждаться открывающейся панорамой и чистым высокогорным воздухом. Только присутствие Камиллы, сознание того, что она боится открытых пространств и высоты, удерживало Мак–Арана от полного растворения в пейзаже. Еще недавно он был уверен, что его будет раздражать, когда придется помогать неопытному новичку преодолевать простейшие препятствия или искать путь полегче через сыпуху — там, где сам Мак–Аран мог бы пройти и с ногой в гипсе; но происходило что–то странное — Рэйф, словно бы, проникался страхом девушки как собственным и словно бы сам медленно, с натугой одолевал каждый новый склон.
— Вот, — наконец произнес он, остановившись несколькими футами ниже главного пика, — самое подходящее место. Как раз плоская площадка для твоей треноги. Тут и подождем полудня.
— Я думала, ты хотел забраться на самый пик, Рэйф, — к его удивлению, застенчиво произнесла Камилла (он–то ожидал услышать вздох облегчения). — Полезли, если хочешь; я не против.