— Томи… — не отрывая взгляда от приемопередатчика, шепчет она.
— Я тут, — отзывается сын. — Прости, но больше ты к нему не притронешься.
Приемопередатчик поднимается еще на несколько сантиметров и с грохотом падает к ней под ноги.
— Он… разбился! — в ужасе восклицает она.
— Раньше чем через двадцать дней за нами не прилетят, — говорит Томи.
— Зачем ты сделал это? — И она вдруг осознает, что он силен и что ей отныне придется с этим считаться. — В чем дело? Почему нам нельзя улететь через семь дней?
— Не имею права тебе сказать. Я обещал не говорить.
— Обещал? Кому? Мне ты ничего такого не обещал. Не может ведь быть, чтобы…
— Не спрашивай меня больше ни о чем! — кричит Томи. — Ничего не могу тебе объяснить! Оставь меня в покое!
Два прыжка — и он уже в своей комнате. Ниса слышит щелчок магнитного замка и, окаменев, смотрит на обломки приемопередатчика у себя под ногами.
Что происходит с ней и Томи? Голоса… Нет, они не плод ее фантазии. И Томи определенно имеет к ним отношение… Боже, ведь он поднял приемопередатчик, не прикоснувшиськ нему!
Нет, это не плод ее фантазии, как не был им камень, поднявшийся, чтобы упасть ей на голову в пещере…
Ниса входит к себе в спальню и закрывает дверь.
Так больше продолжаться не может. Они с Томи уже на грани безумия.
18
В вечерние сумерки зимой лучше всего почитать. В такое время человеку нужней всего крыша над головой и тишина. Мать и сын дожидаются наступления ночи, Томи погружен в чтение любимой книги (она на микрофильме), а Ниса — в свои мысли. Чуть слышный щелчок: сменился кадр микрофильма.
Со своего дивана Ниса наблюдает за Томи. Так, как сейчас, должно было бы быть всегда. Так было раньше, и изменилось всё три года назад, когда у Томи началась эта одержимость феями. Неужели это у него так никогда и не пройдет?
Она снова переводит взгляд на экран и читает: «…и скажи, не знаешь ли ты, куда подевали мою тень?»
«Ответом ему был нежный перезвон золотых колокольчиков. Это язык фей…»
Спасибо хоть, что Томи, если о феях и думает, теперь о них не говорит.
Она опять отрывает взгляд от экрана. Может, он просто принял что–то за фею? Может, какое–нибудь естественное явление на Гарнисе приводит к тому, что ты слышишь голоса, видишь какие–то тени?.. Может, какие–то виды радиации здесь вызывают видения, особые состояния сознания? Только этим и можно объяснить, что…
Она снова смотрит на сына.
Что ни говори, в его трудностях виновата она. Это по ее вине Люлио отправился на Сверкающие Горы, откуда не вернулся, а потеря отца не могла не повлиять на Томи. У него нет ни отца, ни друзей, и можно ли после этого удивляться, что голова у него забита бог знает чем?
На экране новый кадр, и Ниса торопится прочесть.
«– Никаких писем я не получаю, — сказал он высокомерно.
— Но тогда их получит твоя мама.
— У меня нет мамы, — сказал он.
— Тогда меня не удивляет, что ты плакал».
Да, она виновата перед Томи. И еще как виновата! Его прогулки, воображаемые друзья, галлюцинации — все это лишь…
Взгляд ее останавливается на зеркале. Она раздвигает волосы на лбу и нащупывает неглубокий шрам.
К чему ей пытаться и дальше себя обманывать? Камень ударил ее сам; рана кровоточила, а потом, прямо на глазах у нее, затянулась; Томи сумел починить приемопередатчик, устройства которого не знала даже она, а потом разбил его, дав ему упасть почти с потолка, куда поднял его абсолютно непонятным образом. Все это она видела собственными глазами. Нет, то, что происходит на Гарнисе, галлюцинациями не объяснишь.
Она закрывает глаза. У нее больше не осталось сил. Томи отмалчивается, на вопросы не отвечает, а ведь дела их совсем плохи…
Снова щелчок: сменился очередной кадр.
«– Мне кажется, Венди, что из дому я убежал в день, когда родился…»
Прежде они с Томи были близкими друзьями, он ей рассказывал обо всех своих заботах, она ему — обо всех своих. А потом все изменилось. В чем тут дело, ей до конца понять так и не удалось…
«– Все произошло потому, что я услышал, как мои отец и мать, — тихо продолжал мальчик, — говорят о том, кем я буду, когда стану взрослым, а я становиться взрослым не хочу, ни за что!»
Она подходит к окну. Так никто и не прилетел! Должны были прибыть вчера, но их нет. Радиограмма Томи, отменяющая первую, наверняка принята, и, если это так, за ними теперь прилетят только через две недели.