Выбрать главу

Дуреха подошла поближе. Надпись на табличке одного из скафандров гласила:

"ВРАЧ — КАРЛ ВАН БАЙЗЕН".

Наверно, мой Карл, догадалась Дуреха и прочла на соседнем скафандре:

"ПИЛОТ — РОБЕРТ В. ЛУКАС"

Она обхватила голову руками. Имя Лукас для нее что–то значило. Но что? Может, это скафандр ее брата? Тогда один из безымянных скафандров ее собственный? Но как–то уж больно сомнительна версия насчет сестры и брата на каком–то военном…

— Значит, ты все–таки не принимала лекарство, а, Дуреха?

Карл стоял в дверях и неприятно улыбался.

— Я принимала, — мгновенно отреагировала Дуреха. — Ты же сам вводил его мне.

— Значит, ты исхитрилась что–то сделать с ним. Скверно, Дуреха, очень скверно.

И тут Дуреха испытала новое чувство — негодование.

— Не смей так со мной разговаривать! И меня зовут совсем не Дуреха. Меня зовут…

— Ну давай, продолжай, — с интересом произнес Карл. — Хочу посмотреть, насколько далеко это зашло.

— Не знаю. Не могу вспомнить. Это труднее, чем остальное. Но не Дуреха. Точно. И не называй меня так больше.

— Бедная Дуреха. — Карл грубо схватил ее за волосы и притянул к себе. Его вытянутое лицо горело ненавистью.

— Возвращайся домой, — еле слышно произнес он.

От боли Дуреха разрыдалась.

— Что ты сделал с моим братом? И с остальными? Ты убил их!

Карл разжал пальцы.

— Ты говоришь это мне? Ты сказала такое… мне? — Карла трясло. — Я создаю жизнь. Понятно? И никогда никого не убивал.

— Тогда где же мой брат? И другие?

— Зачем же мне понадобилось их убивать?

— А затем, — торжественно объявила Дуреха, — что на корабле была лишь одна женщина.

— Ты?! — Карл испуганно отступил.

— Да. И ты хотел обладать мной один.

— Ну ты заплатишь за свои слова, — Карл поднял кулак, но затем постепенно, палец за пальцем, разжал его. — Послушай–ка меня. У тебя никогда не было брата. А на корабле, кроме нас с тобой, вообще никого не было. Положение стало настолько критическим, что нам самим пришлось вести корабль на Ларк‑4. Скафандр, который ты сейчас рассматривала, твой собственный.

Дуреха посмотрела на тугую тисненую кожу с черным зевом вместо лица, потом перевела взгляд на отчетливо напечатанное на табличке имя.

— Но…

— Совершенно верно, — усмехнулся Карл. — Привет, Виктор!

Самое невероятное, что Дуреха нисколько не рассердилась. Помимо ее воли руки сами залезли под подол тяжелого платья и ощупали обвисший, покрытый рубцами живот. Вероятно, это была самая естественная возможность сравнить свое прошлое со своим настоящим.

— В районе Ларка‑4 наши подверглись внезапному нападению, — продолжал Карл, — и понесли тяжелые потери. Командование сектора затребовало срочную медицинскую помощь. И мы с тобой пытались прорваться к ним с банком органов. Нам это почти уже удалось, когда по нам честно и благородно ударили искривителем пространства. Ты знаешь, что это означает?

Она покачала головой.

— Тогда не знал я, но ты–то все прекрасно понимал. В течение нескольких месяцев после того, как мы приковыляли к этой планете, ты ночи напролет просиживал за десятидюймовым корабельным телескопом, пытаясь хоть мельком уловить отблеск нашей галактики. Но безуспешно. Мы оказались в абсолютно пустом мире. В мире, идеально созданном для жизни, но нам с тобой в нем оставалось лишь состариться и умереть. — Голос Карла зазвенел. — Ужасная несправедливость! Я не мог допустить такого конца. В то время в моем распоряжении имелось все необходимое — любые органы и в прекрасном состоянии. Теперь–то уж много материала попортилось — каждую неделю приходится выбрасывать все больше и больше негодного. Но тогда я еще мог изготовить полный комплект женских желез и органов. Для тебя. Всего лишь один гипнопедический сеанс после операции да еженедельный прием наркотика довершили дело. Ну как? Нравится, мамаша?

Дуреха покрутила кольцо на среднем пальце левой руки. Кольцо слегка проворачивалось на вспотевшем пальце.

— Извини, Карл, но тебе не удалось разозлить меня. Виктор Лукас не слышал твоих слов. Его просто больше нет. Я же… я — Виктория Лукас.

Карл дрожал на холодном застоявшемся воздухе.

— Ты права. Мои способности логически мыслить, должно быть, заржавели. Ты идешь домой или же мне придется тащить тебя? На укол!

Дуреха глубоко вздохнула.

— Зачем тебе беспокоиться об уколах? Ведь нам они больше не понадобятся. Я способна воспринимать все как есть, в истинном свете и без всяких иллюзий. В принципе, я должна бы ненавидеть тебя, но ты проделал со мной хорошую работу. Я действительно женщина. И готова продолжать оставаться твоей женой.