Мак–Аран пожал плечами и отправился вместе с Россом.
Созванное главврачом совещание проходило под тентом полевого госпиталя, уже полупустого — почти все тяжелораненые умерли, почти все легкораненые выписались. Кроме Юэна с Мак–Араном присутствовали четверо врачей, двенадцать медсестер и несколько представителей разных научных служб, явившиеся послушать доклады.
— Похоже на какую–то легочную инфекцию, — медленно произнес аристократического вида седовласый главврач Ди Астурией, выслушав по очереди все доклады. — Не исключено, что вирусную.
— Но в пробах воздуха не было ничего подозрительного, — возразил Мак–Леод, — а эффект больше напоминал наркотический.
— Легочный наркотик? Маловероятно… — сказал Ди Астуриен. — Хотя, судя по вашим рассказам, возбуждающий эффект был довольно значительным. Я правильно понимаю, что все вы в той или иной мере ощущали сексуальную стимуляцию?
— Сэр, об этом я уже упоминал, — отозвался Юэн. — Мисс Стюарт, доктор Мак–Леод и я — да, ощущали; доктор Забал, насколько мне известно, нет — но он был в критическом состоянии.
— А вы что скажете, мистер Мак–Аран?
Мак–Аран почему–то смутился; Ди Астуриен не сводил с него бесстрастного профессионального взгляда.
— Да, сэр, — наконец произнес Рафаэль. — Если вам угодно, можете справиться у лейтенанта Дель–Рей.
— Хм‑м… Доктор Росс, насколько я понимаю, вы и мисс Стюарт, в любом случае, в данный момент, э‑э… в браке; так что эффект нельзя считать чистым. Но, мистер Мак–Аран, вы и лейтенант…
— Она мне интересна, — неестественно ровным голосом проговорил Мак–Аран, — но, насколько могу судить, я ей абсолютно безразличен. Если не сказать антипатичен. Кроме… того единственного случая.
Вот он и сформулировал наконец; в Тот День она ничего сама по себе не испытывала. Просто на нее подействовал вирус или наркотик… в общем, то, что свело их всех с ума. Для него это означало любовь, для нее — безумие; и теперь она старалась обо всем забыть.
К величайшему облегчению Мак–Арана, главврач не стал развивать тему.
— А что скажет доктор Ловат?
— Ничего не скажу, — тихо отозвалась Джуди, не поднимая головы. — Я ничего не помню. То есть что–то помню, но это может быть… чисто галлюцинаторный эффект.
— Доктор Ловат, — сказал Ди Астуриен, — было бы лучше, если б вы все же оказали нам содействие…
— Нет, лучше не стоит.
Сложив руки на коленях, не поднимая глаз, Джуди вертела в руках какой–то камешек и на уговоры не поддавалась.
— Значит, — заключил Ди Астуриен, — примерно через неделю надо будет проверить всех вас троих на возможную беременность.
— Это еще зачем? — поинтересовалась Хедер. — Я, по крайней мере, регулярно делаю гормональные уколы. Не могу, конечно, гарантировать насчет Камиллы, но, вроде бы, по правилам Космофлота, это обязательно для всех от двадцати до сорока пяти.
Ди Астуриен неуютно шевельнулся.
— Да, это так, — наконец проговорил он, — но на сегодняшней утренней летучке выяснилось нечто… исключительное. Вам слово, сестра Раймонди.
— Я веду медицинский архив, — поднялась Маргарет Раймонди, — и отвечаю за выдачу противозачаточных средств всем женщинам репродуктивного возраста, как из экипажа, так и колонисткам. Всем, наверно, знакома стандартная процедура: каждые две недели, при менструациях и между менструациями, всем женщинам делаются гормональные уколы — или, в некоторых случаях, приклеивается гормональный пластырь, микродозами фильтрующий гормоны в кровь — что подавляет овуляцию. После аварии остались в живых сто девятнадцать женщин от двадцати до сорока пяти лег — то есть, если принять среднюю продолжительность менструального цикла за тридцать дней, каждый день ко мне должны были бы обращаться примерно четыре женщины — за тампонами или гормональными уколами, которые делаются через четыре дня после менструаций. С аварии прошло десять дней — значит, за тем или иным ко мне должны были бы обратиться около трети всех женщин. Скажем, человек сорок.
— И сколько женщин к вам обратилось? — задал вопрос Ди Астуриен.
— Девять, — мрачно отозвалась сестра Раймонди. — Девять! Значит, у двух третей женщин на этой планете нарушились биологические циклы — то ли дело в изменившейся силе тяжести, то ли в каких–то гормональных нарушениях. А поскольку все наши стандартные противозачаточные средства железно привязаны ко внутреннему циклу, мы никак не можем судить об их эффективности.
Насколько все это важно, Мак–Арану не надо было разъяснять. Нежданная волна беременностей была бы как нельзя более некстати — не говоря уже о том, что серьезно подорвала бы эмоциональный климат. Младенцы — и даже маленькие дети — не вынесли бы сверхсветового перелета; а после того как на перенаселенной Земле были приняты новые демографические законы и появились действительно надежные контрацептивы, аборты стали в общественном сознании чем–то совершенно немыслимым. Понятие «нежеланный ребенок» исчезло — контроль шел на уровне зачатия. Но будет ли у них здесь выбор?