— А мне казалось, ты должен меня ненавидеть.
— Ну как я могу тебя ненавидеть? Конечно, меня беспокоит, что ты не хочешь этого ребенка, — добавил он, — и будь мы на Земле, может, я и согласился бы, что у тебя есть право выбора… сохранять ребенка или нет. Конечно, это меня тоже беспокоило бы… и я, разумеется, не собираюсь сокрушаться насчет того, что нашему ребенку предоставляется шанс выжить.
— Значит, — вскинулась Камилла, — ты рад, что меня хотят заставить рожать?
— Ну как могу я быть рад чему бы то ни было, что делает тебя такой несчастной! — в отчаянии воздел руки Мак–Аран. — Ты думаешь, мне приятно видеть тебя в таком состоянии? Это меня просто убивает! Но ты беременна, и тебе плохо, и если тебе делается хоть немного лучше, когда ты даешь волю языку… Камилла, я люблю тебя, и что мне остается, кроме как все выслушивать и пытаться изредка вставить что–нибудь обнадеживающее? Если бы только ты не была так несчастна — а я так беспомощен!
Его беспокойство и смятение передались Камилле в полную мощь — и она, привыкшая ассоциировать этот эффект исключительно со временем Ветра, была поражена настолько, что былое негодование и жалость к себе как рукой сняло. Она медленно приподнялась на кушетке и взяла Рафаэля за руку.
— Рэйф, ты ни в чем не виноват, — тихо произнесла она, — и если мое поведение так тебя беспокоит, я… попробую исправиться. Не в моих силах притворяться, будто я хочу ребенка… но если иначе никак — а иначе, похоже, никак — я рада, что он твой, а не чей–то другой… Полагаю, — добавила она, слабо улыбнувшись, — при том, как все было, это мог быть кто угодно… но я рада, что это был ты.
Рэйф Мак–Аран обнаружил, что потерял дар речи — а потом понял, что тот ему, в общем–то, и не нужен. Он нагнулся и поцеловал Камилле руку.
— Я сделаю все, что смогу, лишь бы тебе было полегче, — пообещал он. — Боюсь только, в моих силах очень немногое.
Последними на профессиональное освидетельствование к Представителю Колонии явились главный инженер Лоуренс Патрик и капитан Лейстер.
— Знаете, Морэй, — сказал Патрик, — до того, как заняться фотонным приводом, я работал в фирме, проектирующей, малые вездеходы. Железа, уже снятого с корабля, хватит на несколько таких машин — и на каждую можно поставить маленький реактор–конвертер. Наверняка это очень помогло бы при поиске полезных ископаемых, и я готов организовать сборку. Когда можно будет приступить?
— Простите, Патрик, — произнес Морэй, — но в лучшем случае через несколько поколений.
— Не понимаю. Разве это не помогло бы при поиске и добыче полезных ископаемых? Или вы задались целью создать уклад настолько дикарский и варварский, насколько возможно? — сердито выпалил инженер. — Не хватало еще, чтобы в Экспедиционном Корпусе оказалось сплошное засилье антитехнократов и неоруралистов!
— Никакого засилья, — невозмутимо покачал головой Морэй. — К вашему сведению, свою первую колонию я организовывал с широким использованием электричества и вообще по последнему слову техники, и до сих пор очень ею горжусь; честно говоря, я намереваюсь — точнее, ввиду нашей с вами общей беды, правильней было бы сказать намеревался — удалившись на покой, поселиться именно там. И мое назначение в колонию Короны как раз и означает, что я специализируюсь в основном на технических цивилизациях. Но так уж вышло…
— Не все еще пропало, — произнес капитан Лейстер. — Морэй, мы в состоянии передать технологическое наследие земной цивилизации нашим детям и внукам, чтобы когда–нибудь — даже если мы застрянем тут до конца жизни — потомки смогли вернуться домой, Неужели вы не знакомы с историей, Морэй? От изобретения парохода до высадки человека на Луну прошло меньше двухсот лет. От начала космической эры до создания фотонного привода и высадки на Альфу Центавра — меньше ста. Может быть, нам суждено кончить дни свои на этом Богом забытом шарике; наверняка, так оно и есть. Но если мы сумеем сохранить в неприкосновенности технологию, чтобы хоть внуки наши вернулись в лоно земной цивилизации — можно считать, что мы умираем не зря.
Морэй посмотрел на него с глубокой жалостью.
— Неужели вы так до сих пор ничего и не поняли? Тогда, с вашего разрешения, капитан, — и с вашего, мистер Патрик, — я все разложу по полочкам. Этот мир не в состоянии поддерживать никакой сложной индустрии. В отличие от Земли, у этой планеты ядро не железо–никелевое, а из каких–то непроводящих веществ малой плотности. Горные породы — насколько можно судить без сложного оборудования, которого у нас нет и изготовить которое нам не под силу — богаты силикатами, но крайне бедны металлическими рудами. И вообще, с металлами здесь всегда будет напряженно — очень напряженно. На планете, которую я уже упоминал — той, где я организовывал колонию с широким использованием электричества — были богатейшие залежи угля и нефти плюс мощные горные реки, чтобы ставить на них ГЭС… Плюс очень устойчивая экологическая система. Этот же мир — по крайней мере, та часть его, куда нас занесло — относится к зоне рискованного земледелия. Только лесные насаждения спасают почву от полномасштабной эрозии, так что мы должны вести вырубки с величайшей осторожностью; вообще, здешние леса — главная наша защита от голодной смерти. Не говоря уже о том, что мы просто не можем позволить себе тратить столько трудовых ресурсов на сборку этих ваших вездеходов, их обслуживание и прокладывание просек. Если хотите, я могу привести точные факты и цифры, но в двух словах: если вы настаиваете на сохранении машинной технологии, тем самым вы подписываете смертный приговор — если и не всем нам, то, по крайней мере, нашим внукам. Поколения три мы как–нибудь протянем — пока нас мало, мы можем просто переселяться на другое место по мере истощения почвы. Но не дольше.