Остановись, Джексон. Просто остановись.
Слёзы вернулись, когда он продолжал идти. Он не собирался останавливаться.
Он почти дошёл до угла школы, где должен был исчезнуть из виду, когда замедлился, снизив свою скорость примерно в половину. Он сделал ещё два шаркающих шага, прежде чем совсем остановиться. Он тяжело вздохнул, прежде чем повернуться на пятках и ступить на траву.
С моих губ соскользнул тихий вздох облегчения, и у меня на глазах навернулись слёзы.
Папа положил руку мне на плечо и слегка сжал его. Затем, не говоря ни слова, он встал и вышел из столовой.
Джексон быстро пересёк площадку. Чем ближе он подходил, тем быстрее, казалось, он шёл, и к тому времени, когда он пересёк наш задний двор, он бежал трусцой.
Прежде чем он добрался до лестницы, ведущей в мою квартиру, я открыла раздвижную стеклянную дверь и вышла наружу. Я закрыла её за собой, скрестив руки на груди, чтобы спрятать ладони. Дерево террасы холодило мои босые ноги, а свежий воздух пускал мурашки по моей коже, несмотря на мой объёмным свитер и толстые джинсы.
— Я здесь, — окликнула его я.
Взгляд Джексона оторвался от гаража, и он повернулся ко мне, немедленно зашагав в новом направлении. Он не замедлился, когда добрался до террасы и взбежал по ступенькам, оказавшись невероятно близко ко мне.
Его грудь врезалась в мою, и его руки крепко обхватили меня, удерживая меня от падения.
В тот момент, когда я оказалась в его объятиях, слёзы вернулись.
Джексон ничего не говорил, пока я плакала в его рубашку; он просто обнимал меня, прижимаясь щекой к моим волосам. Я почувствовала его извинения в его сильных руках и бешено колотящемся сердце. Я чувствовала их, когда с каждым новым вдохом он становился расслабленнее и напряжение покидало его спину.
Это было лучшее прости, которое я когда-либо испытывала, даже лучше, того, которое он написал мне в записке.
Я зарылась в его рубашку, обнимая его за талию. Мои всё ещё холодные руки скользнули под свободный край его клетчатой рубашки и в задние карманы джинсов.
Мы долго стояли там, держась друг за друга, пока позади меня не открылась дверь и папин голос не прорвался сквозь тишину.
— Вы двое, заходите внутрь. На улице холодно. Джексон, хочешь кофе?
— Не откажусь, — сказал Джексон над моей головой. — Спасибо, Нейт.
Я продолжала крепко обнимать Джексона, даже когда папа вернулся в дом. Но дверь оставалась открытой впуская холод в помещение, поэтому я неохотно отпустила его.
— Мне жаль, — руки Джексона легли мне на плечи, удерживая меня в плену. — Мне очень жаль. Я облажался и вёл себя как мудак.
— Да, это так, — я вздохнула. — Но я понимаю. На тебя слишком многое свалилось.
— И всё же мне жаль, — Джексон отпустил меня и оглядел с ног до головы. Когда его взгляд упал на мои босые ноги, он нахмурился. — Чёрт. Ты, наверное, замёрзла. Пошли.
Мне не было холодно — не в объятиях Джексона — но я не стала спорить, когда он схватил меня за руку, чтобы затащить внутрь. Как раз в тот момент, когда он закрывал за нами дверь, мама и папа вернулись в столовую, каждый с двумя кофейными чашками.
Папа передал одну Джексону, а мама дала мне мою, затем папа указал на стол. — Сядьте. Нам нужно обсудить это.
Джексон искоса взглянул на меня, нерешительно выдвигая стул. Его глаза были налиты кровью. От него пахло баром и бутылкой текилы. Сев, он потёр затылок, пытаясь избавиться от неровности.
Единственным объяснением того, что он был в той же одежде и шёл домой этим утром, было то, что он спал в баре.
Может, я больше и не злюсь на него, но и не сочувствую ему. Он мог бы спать в моей тёплой, мягкой постели, но предпочёл иной вариант. Если его решением было напиться вместо того, чтобы обсуждать свои проблемы, то он заслужил это похмелье.
Хотя я всё равно помассирую ему шею позже.
— Не думаю, что нам стоит ходить вокруг да около, — сказала мама. — Уилла рассказала нам о том, что вчера произошло с твоей матерью.
Джексон бросил на меня взгляд.
— Да?
Упс. Наверное, мне следовало получить разрешение, прежде чем рассказывать историю его жизни своим родителям. Я рассказала им только потому, что мне нужно было, чтобы они поняли всю историю, прежде чем спрашивать их совета. Тем не менее, это была не моя история, чтобы ею делиться.
Прежде чем я успела извиниться перед Джексоном, заговорил папа.
— У нас в семье нет секретов.
— Без обид, Нейт, — парировал Джексон, — но мы не семья.
Лицо папы посуровело.
— У тебя есть чувства к моей дочери?
— Да, — немедленно ответил Джексон.
— Тогда ты часть этой семьи, и когда у кого-то из нас трудные времена, мы обсуждаем это.
Джексон осёкся, зная, что папа говорил обо мне. Его плечи ссутулились, когда чувство вины за прошлую ночь придавило его.
— Я думаю, тебе нужно поговорить со своей матерью, — заявила мама. — Разберись с этим и покончи раз и навсегда. Выясни, почему она здесь, и тогда ты сможешь диктовать, что будет дальше. Прямо сейчас у неё есть сила, потому что она застала тебя врасплох. Ты должен ответить ей тем же.
Прямой подход мамы, возможно, не всегда срабатывал, когда она давала мне советы, но, похоже, Джексону это подходило.
Она была младшей версией Хейзел и собиралась стать для него мамой-медведицей.
После того, как Хейзел проведёт свои пять минут с матерью Джексона, моя мама будет следующей на очереди.
— Я не знаю, должен ли я встречаться с ней или нет, — признался Джексон. — Из того, что она здесь, не выйдет ничего хорошего.
— Может быть. А может, и нет, — папа пожал плечами, — но я бы встретился с ней не из-за того, что ей нужно что-то сказать. Я бы встретился с ней, потому что тебе это нужно. Это может быть твоим шансом обрести немного покоя. Ты заслуживаешь этого.
— Может быть, — пробормотал Джексон. — Я подумаю об этом.
— Как ты думаешь, она уехала из города? — спросила я.
Он покачал головой.
— Тея написала мне сегодня утром и сказала, что видела её машину около мотеля.
— Наверное, ей что-то нужно, — пробормотала мама. — Есть какие-нибудь идеи, что это может быть?
— Деньги? — предположил Джексон. — Может быть, она думает, что у меня есть что-то.
— Есть ли какой-нибудь шанс, что она хочет загладить свою вину? — спросил папа.
Джексон уставился на свою кружку. Это заняло у него несколько мгновений, но он пробормотал
— Нет.
Мне было больно слышать это, но он был прав. Если бы эта женщина хотела извиниться за то, что бросила своего сына посреди Нью-Йорка на произвол судьбы, это было бы первое, что сорвалось бы с её губ вчера.
— Я ненавижу её, — прошептала я.
Взгляды всех ща столом были устремлены на меня, вероятно, потому что я ни разу за свою жизнь не произносила этих слов. Мама и папа научили меня не ненавидеть. Неприязнь, хорошо, но не ненависть.
Но это было правдой. Я ненавидела мать Джексона, и я даже не знала её имени.
— Как её зовут? — я спросила Джексона.
— Мелисса.
— Мелисса, — повторила я. — Я ненавижу её.
Я ненавидела её за всё, что она сделала, чтобы сломить дух Джексона. Я ненавидела её за то, что она бросила его. Я ненавидела то, что из-за неё он никому не доверял. Она была виновата в том, что он закрыл своё сердце.
Рука Джексона легла на моё колено.
— Может быть, твоя мама права. Может быть, мне стоит встретиться с ней лицом к лицу. Выясни, чего она хочет. Тогда мы все сможем отпустить её. Навсегда.
Беспокойство в его глазах было не за себя, а за меня, потому что он не хотел, чтобы его бремя сломило меня.
— Ладно. Это решено, — мама встала из-за стола. — Джексон, ты завтракал? Ты выглядишь так, словно тебе нужно немного жирной пищи. Я приготовлю тебе омлет.
— Спасибо, Бетти.
Папа тоже встал, схватив кофейную кружку Джексона.
— Я принесу тебе ещё.
Когда они скрылись на кухне, Джексон развернулся на стуле. Он взял моё лицо в ладони и нежно поцеловал меня в лоб.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не злишься на меня, хотя я этого заслуживаю. За то, что так волновалась из-за моей матери, что была готова бороться с ней вместе с Хейзел.