Теперь даже дружба была невозможна.
За гаражом подул ветерок, и у меня на предплечьях появились мурашки. И всё же я не сдвинулась с места. Самым разумным было развернуться и скрыться внутри. Но мои ноги были приклеены к дереву, на котором я стояла.
Я открыла рот, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но ничего не произнесла. Поэтому захлопнула его со звуком, эхом отозвавшемся между нами.
Это заставило лицо Джексона расплыться в широкой улыбке, как будто он выиграл безмолвную битву.
Я прищурилась. За две последние недели эта улыбка потеряла всю свою силу.
Ну, не всю. Но очень большую часть.
Он скрестил руки на груди, повторяя мою позу с вызовом в этих голубых глазах. Затем пробежал взглядом вверх и вниз по моему телу.
Я ненавидел дрожь, которую он оставлял после себя. Это было пугающе, когда его громоздкая, грубая фигура возвышалась надо мной. Но я всё равно ничего не сказала. Вместо этого я позволила своим глазам блуждать, окидывая его таким же томным взглядом, как и он меня.
На Джексоне всегда были джинсы, которые были выцветшими в нужных местах, чтобы подчеркнуть пик широты его бёдер. Они облегали лучшую задницу в Монтане. На нем были его стандартные чёрные ботинки с потертыми квадратными носами. Судя по всему, мужчина покупал белые футболки оптом, потому что они всегда были одинаковыми. Они идеально облегают пресс и точеные бицепсы.
В большинстве случаев он прикрывал футболку расстёгнутой клетчатой рубашкой. Моими любимыми были синие и зеленые. Вместо пуговиц у них были блестящие жемчужные застежки. Летом они были хлопчатобумажными. Зимой — фланелевыми. Хотя, независимо от времени года, у него всегда были закатаны рукава, обнажавшие загорелые предплечья.
Сегодня на Джексоне была надета светло-голубая рубашка, соответствующая цвету его глаз. Обычно одежда оставалась распахнутой, но сегодня он заправил ткань за узкий пояс.
От него захватывало дух. Сейчас он был ещё красивее, чем в первый день, когда я его встретила.
И я, в пижаме, с гнездом на голове.
Снова поднялся ветерок, и я вдруг очень остро почувствовала свои соски. Мне не нужно было смотреть вниз, чтобы знать, что они затвердели под моей тонкой хлопчатобумажной футболкой с V-образным вырезом.
Джексон снова перенёс свой вес, затем разжал руки и вздохнул.
— Ты не собираешься сказать мне, чего я не понимаю, не так ли?
Я моргнула один раз, чтобы сказать «нет».
— Хорошо, — его хмурый взгляд был милым, — тогда я позволю тебе вернуться ко сну. — Не говоря ни слова, я развернулась и поспешила обратно внутрь.
Я ногой захлопнула за собой дверь, чтобы больше не видеть его. Затем мои плечи опустились, втягиваясь сами по себе, когда я снова позволил себе дышать.
Ботинки Джексона прогрохотали по ступенькам, и когда я была уверена, что он добрался до конца, то подошла к своей кровати и плюхнулась на матрас.
— Я не подойду к окну. Я не подойду к окну.
Я подошла к окну.
И наблюдала из-за тюля, как Джексон пересёк мой задний двор, остановившись, чтобы взглянуть на мой дом на гараже, прежде чем пройти через игровую площадку по пути домой.
— Ты упустила свой шанс, — прошептала я. — Я должна отпустить тебя.
После ухода Джексона я вернулась в постель только для того, чтобы всю ночь ворочаться с боку на бок, ожидая, когда зазвонит будильник. Затем потащилась в душ и приготовилась к работе. Кофеин, сникерс и хаос подпитывали моё воскресенье на работе. После напряжённого дня прощания с одной сменой отдыхающих и приветствия следующей, я должна была спать как убитая в воскресный вечер.
Но мысли о Джексоне снова преследовали мой разум, не давая уснуть большую часть второй ночи. Так что к утру понедельника я была практически ходячим зомби.
Как и все понедельники, день начался со встречи с вожатыми в лагере, так что в течение часа я могла не думать о Джексоне. После того, как мы с консультантами обсудили наши действия на текущий и следующий день, я выпила огромную чашку кофе. Затем провела некоторое время в офисе, проверяя, чтобы все формы приёма для отдыхающих на этой неделе были в идеальном состоянии. Это заняло у меня в два раза больше времени, чем обычно, потому что я продолжала вспоминать Джексона на пороге моего дома.
Наконец, я закончила работу в офисе и съела батончик сникерс, прежде чем присоединиться к группе детей в главном домике, чтобы повесить ловцов снов над их двухъярусными кроватями. Дети всегда давали мне энергию, которой я питалась до конца утра.
Они были причиной того, что я просыпалась с улыбкой по утрам. Дети были причиной того, что меня не волновало, что моя работа никогда не обогатит меня. Я жила своим летом неделя за неделей, пока не заканчивался сезон.
С годами для меня стало своего рода испытанием увидеть, сколько удовольствия я могу вложить в единственную неделю пребывания ребёнка в летнем лагере. Моей миссией было заставить их влюбиться в этот маленький кусочек Монтаны, с его высокими деревьями и мерцающими озерами, чтобы, когда они будут вспоминать своё детство, воспоминания, которые они получили здесь, были яркими и незабываемыми.
Я работаю здесь ещё недостаточно долго, но однажды я надеялась поприветствовать родителей, которые были в моём лагере и отправляли сюда своих детей, чтобы оставить такие же незабываемые воспоминания.
Так что, хотя ночной визит Джексона расстроил меня, я похоронила эти чувства и позволила улыбкам и смеху детей в течение часа придать мне сил.
К половине одиннадцатого я проголодалась и отправилась на кухню.
— Привет, Хейзел, — сказала я с улыбкой.
— Доброе утро, — она улыбнулась в ответ, потягивая кофе. — Джексону удалось дойти до тебя?
Моя улыбка исчезла.
— Он нашёл меня.
Поскольку она была практически членом семьи Джексона, меня не должно удивлять, что она знала, что он придёт.
— Надеюсь, ты не возражаешь, что я сказала ему, где ты живешь.
— Ау. — Я подошла к кофейнику и долила кофе в свою кружку.
Ларк-Коув был маленьким городком, и, пожив здесь некоторое время, можно было узнать, где живут все остальные. Я предполагала, что именно так Джексон узнал, где меня найти. Крошечная часть меня надеялась, что, возможно, он действительно вспомнил нашу ночь на качелях.
Но нет. Он спросил у Хейзел.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего, — кроме того, что он пригласил меня на свидание, что две недели назад повергло бы меня в радостную истерику, но теперь скрутило меня в узел.
— Ничего?
— Ничего, — кивнула я и подошла к списку, который она прикрепила к одному из промышленных холодильников. — Это список продуктов?
— Да. У нас не хватает нескольких базовых позиций, так что он немного длиннее, чем обычно.
— Нет проблем. У нас неплохой летний бюджет, так что мы сможем пополнить твои запасы.
Хейзел начала работать волонтером в лагере несколько лет назад. Она променяла ночи в баре на дни в моем лагере. Она приходила на четыре-пять часов каждый будний день и готовила еду для отдыхающих.
Время, которое она проводила здесь, означало, что мои вожатые могли сосредоточиться на детях, а не на приготовлении еды в перерывах между занятиями. И это означало, что я тоже не была заперта на кухне. Мы все старались, чтобы дети были сыты и счастливы, но без Хейзел ситуация была бы в геометрической прогрессии более напряженной.
Тот факт, что она настояла на том, чтобы ей не платили, был не чем иным, как чудом. Её статус волонтера был одной из причин, по которой я смогла сэкономить на скудном бюджете церкви и сохранить заведение открытым до тех пор, пока фонд Кендрика не стал новым владельцем.
И я не получал прибавки к жалованью уже более двух лет.
Все, о чём Хейзел просила, когда начинала работать волонтером — это чтобы она могла диктовать меню, и чтобы мы позволили ей брать с собой Чарли. Я сразу же согласилась. Итак, пока Тея работала в баре, Чарли приходила в лагерь вместе с Хейзел. За последние пару лет малышка стала почётным постоянным посетителем лагеря. Вместе со своей бабушкой она делала мой лагерь лучше.