Фэлен залпом осушил свой бокал.
— Что касается бала, то вы можете прибегать к этой уловке каждый год, — заявил Фэлен, поглядывая на хозяина дома через стекло бокала. — Я дарю вам эту идею и обещаю, что не потребую от вас компенсации.
Морис кивнул.
— Интересно, собираются ли наши парижские друзья вслед за присланным оружием явиться сюда нам на подмогу? — спросил он.
Фэлен пожал плечами.
— Я не посвящен в их планы, — заявил он.
— Но вы же перевозите их мушкеты по ночам, — слегка покраснев от смущения, возразил молодой человек, который доводился Морису кузеном. — Правда, с нашей помощью.
— И я благодарен вам за содействие, — сказал Фэлен, переведя на него взгляд. — Но было бы ошибкой думать, что я приветствую вторжение ваших друзей французов на ирландскую землю.
— Почему же вы тогда с риском для жизни переправляли оружие? — спокойным тоном спросил Морис.
— Оружие хранилось в моей усадьбе и мешало мне начать ремонтные работы, — объяснил Фэлен. — Поэтому я сделал все, чтобы убрать его оттуда.
Однако Фэлен не стал объяснять, каким образом оно попало в Ивераг. Нотки высокомерия, звучавшие в его голосе, раздражали хозяев дома. Родди ощущала, что они были озадачены словами гостя. Хотя неделю назад эти люди согласились, чтобы в их маленькую гавань, которую они тщательно скрывали от властей, зашло судно и высадило на берег музыкантов и разряженных дам и кавалеров, Фэлен не вызывал у них особого доверия. Они знали, что Фэлен занимается поставками оружия, но вместе с тем лорд Ивераг был протестантом, получившим образование в Англии, и придерживался совсем других традиций. Будучи крупным помещиком, граф Ивераг обладал огромной властью в здешних краях. Проявляя гэльское гостеприимство и обходясь со своими гостями вежливо и уважительно, ирландцы тем не менее с настороженностью относились к Фэлену и его жене.
— Нас здесь интересуют только местные проблемы, — вздохнув, промолвил Морис.
— И это правильно, — сказал Фэлен и, обведя взглядом комнату, в которой стояли добротная заграничная мебель и хрустальные графины с дорогими напитками, добавил: — По всей видимости, вы прекрасно справляетесь с ними.
Морис со скромным видом кивнул. Между ним и Фэленом существовала негласная договоренность не вмешиваться в дела друг друга.
— Вы можете оставаться у нас столько времени, сколько захотите, — сказал Морис, вспомнив свои обязанности хозяина дома.
Фэлен сделал глоток вина.
— Спасибо. Но мы не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством, мистер О’Коннел. Скоро истекает срок договора с одним из моих арендаторов, и я не собираюсь продлевать его. Как только он выселится, мы с женой переедем в его дом.
После этих слов в комнате повисла напряженная тишина.
— Я вижу, вы не одобряете мои действия, — заметил Фэлен. — Но не могу же я поселиться со своей супругой в лачуге батрака. Уиллис должен освободить дом.
— Вы хотите выселить Джона Уиллиса? — ужаснулся Морис. — Во имя всего святого, неужели вы действительно сделаете это?
Фэлен криво усмехнулся.
— Ну, может быть, не во имя всего святого, но я сделаю это. Фэлен взглянул на Родди.
— Вам нравится этот дом, леди Ивераг? — спросил он. — Вы находите его удобным?
— Конечно, — быстро сказала Родди, надеясь, что правильно ответила на вопрос мужа.
— В таком случае вам непременно понравится дом, который построил для себя Джон Уиллис, — сказал Фэлен. — Я слышал, что он любит комфорт.
Родди провела кончиком языка по пересохшим губам.
— Но, милорд, — попыталась возразить она, — не станете же вы выгонять человека из его собственного дома…
Молодой человек фыркнул.
— Джон Уиллис скорее сожжет свой дом, чем уступит его помещику, — заметил он.
— Он не сделает этого, если хочет получить компенсацию за возведение здания на арендуемом участке земли, — сказал Фэлен. — Я заплачу ему по справедливости.
— Правда? — не унимался молодой человек. — В таком случае вы поступите более чем по-христиански! Пусть этот заядлый охотник забирает свою свору гончих и отправляется к чертовой матери!
— Дейван! — одернул Морис молодого человека и посмотрел на Фэлена. — Планируете ли вы провести еще какие-нибудь изменения в своем поместье, милорд?
— Да, — ответил Фэлен, водя пальцем по ободку бокала. — Срок арендного договора с Фэррисси тоже подходит к концу.
Присутствующие снова насторожились.
— Фэррисси — хороший человек, — осторожно сказал Морис, стараясь соблюдать нейтралитет и не ссориться с Фэленом. — Он живет по соседству, и я знаком с его милым семейством, его дети подают большие надежды.
— Я уверен, что, кроме семьи, у него еще есть свора охотничьих собак, таких же, как у Уиллиса, мистер ОКоннел, — промолвил Фэлен. — Нет, я не буду поддерживать бездельников, будь они католиками или протестантами. Я не потерплю праздности. Кто арендует мою землю, должен работать на ней. И я намерен строго следить за этим. Наш край и так довольно бедный, и я не допущу, чтобы мои арендаторы передавали землю в субаренду и жили за счет этого. Что же касается детей Фэррисси, то я знаю, какие надежды они подают. Все они, несомненно, желают стать священниками, учителями или французскими офицерами.
— Но ведь это почтенные профессии, милорд, — робко заметил Морис.
— А я называю таких людей пиявками, которые живут за счет несчастных нищих крестьян, ничего не давая им взамен и кичась поверхностным знанием латыни.
— Такие слова недостойны джентльмена, сэр, — возмутился Морис, и его лицо пошло красными пятнами. — Ваш отец был более воспитанным.человеком!
Фэлен встал. Несмотря на внешнюю холодность и спокойствие, Родди чувствовала, что в его душе клокотал гнев.
— Да, я не джентльмен, — негромко промолвил он. — И я не похож на своего отца. У меня отсутствуют хорошие манеры, нет моральных принципов и сердца. Но я обладаю правами на эту землю, и я сделаю ее плодородной, а свое поместье процветающим. Тот, кто готов помогать мне, может остаться и пользоваться результатами преобразований. А остальные пусть уезжают. Мне все равно, проводят ли праздные люди время в церкви или в пивной, от меня они не получат поддержки.
Родди было не по себе. Только приверженность традиции гостеприимства мешала Морису выставить Фэлена из своего дома. Кроме того, он не хотел опускаться до уровня безнравственного графа и поступать дурно с ним и его супругой.
Казалось, граф не замечал царившей в комнате напряженности. Когда на следующее утро они отправились в путь, Фэлен улыбался так же безмятежно, как в кондитерской месье Ган-тера, и был похож на мальчишку, радовавшегося тому, что прогуливает уроки.
Они поднялись на холм, с вершины которого открылась величественная панорама — широкая долина, ограниченная морем на западе и горами на востоке. Местность казалась безлюдной, необитаемой, и все же в ней ощущалось чье-то невидимое присутствие, похожее на песню, которая звучит в душе.
— Это мой Ивераг, — с гордостью и любовью промолвил Фэлен и, искоса взглянув на жену, добавил: — Я понимаю, что в нем нет ничего особенного.
Ветер развевал его черный плащ. Повернув коня в сторону моря, Фэлен показал на защищенный от ветра горами залив.
— Там мы построим пирс, — сказал он. — Думаю, я выбрал подходящее место. В декабре по моей просьбе сюда приедет инженер из Абердина и начнет работать над проектом.
Фэлен пристально вглядывался в береговую линию, словно представлял себе во всех деталях уже построенный пирс.
— К следующей осени все будет готово, — продолжал он. — Я хотел, чтобы этот парень поскорее приехал, но у него много заказов, он лучший специалист в своей области. Мне пришлось посулить ему большие деньги, чтобы выманить сюда.