В частной жизни Шимон Перес был нашим отцом, в публичной – одним из отцов-основателей Государства Израиль. Он посвятил свою жизнь бесконечному созиданию – построению лучшего будущего. Инструментами ему служили вера, упорство, стойкость и способность обучаться – меняться и расти. Но его самым искусным орудием всегда была надежда. Он опирался на надежду, чтобы заложить фундамент глубоко в твердую и неподатливую почву, чтобы стоять уверенно и отважно на шатких строительных лесах, чтобы тянуться вверх так высоко, как позволяли только мечты, чтобы обнаруживать незаметную ступеньку на ранее невидимой лестнице и затем предвидеть следующую.
Его жизнь была такой же невероятной и необычной, как и его любимый дом. Он верил, что достижение мира и превращение Израиля в лучшее место на земле являются частью создания более гармоничного, процветающего и щедрого мира и что у человека не может быть более высокого стремления, чем это.
Наш отец говорил: «Подсчитайте свои мечты и сравните их с количеством достижений. Если у вас больше мечтаний, чем достижений, значит, вы еще молоды». Он написал эту книгу в последний год жизни как подарок следующему поколению, молодым годами и сердцем. Он хотел передать проверенный временем ящик с инструментами, чтобы все мы могли учиться на его опыте и продолжить работу по созданию лучшего будущего. В соответствии с его пожеланиями мы с радостью делимся этим с вами.
Глава 1. Призвание
Мне было одиннадцать, когда я впервые увидел то удаленное место в окружении деревьев. Простой дом принадлежал тете и дяде, они построили его своими руками, поселившись на земле Израиля. Шел 1934 год, там жили всего несколько сотен тысяч евреев; дороги были грунтовыми, земля по большей части невозделанной. Когда мы приблизились, я понял, что никогда еще не видел таких деревьев: это были недавно посаженные апельсиновые рощи. Мы с младшим братом Гиги (Гершоном) бросились к ним, носились взад и вперед по идеальным рядам, где каждое дерево несло более ста округлых ярких плодов. Еще не опавшие местами белые цветы наполняли воздух чарующим ароматом.
В своем воображении я внезапно вернулся в ту маленькую еврейскую деревню (обратно в штетл – местечко, как его называли) в тот момент, когда впервые увидел апельсин, и в то место, которое теперь так далеко.
Наш штетл был известен как Вишнево[2]. Он находился недалеко от границы между Польшей и Россией, окруженный лесами, где словно царила вечная зима. Нередко неделями сквозь тонкие березы хлестали жестокие, холодные ветра, безжалостно терзавшие торговцев на рынке и покупателей. Даже летом мы, кажется, редко видели солнце. И все же, несмотря на холод и изоляцию, в штетле было тепло и уютно, здесь процветала культура доброты и общности. Но мы не принадлежали месту, мы обретали опору друг в друге.
Мы вели простую жизнь: в местечке было всего три улицы, обрамленные простыми деревянными домами. Там не было водопровода и электричества. Но в трех милях от нас находился железнодорожный вокзал, его пассажиры и грузы передавали нам образ – и вкус – мира за пределами леса.
Я до сих пор помню то потрясение, тот первый апельсин. Родители взяли меня с собой в дом своих друзей, где уже собралась большая группа гостей. Прибыл молодой человек, недавно возвратившийся из земли Израиля, он заворожил всех невероятными историями о далекой стране. Он говорил о бесконечном солнце и экзотической культуре, о пустынных землях и плодоносящих деревьях, о суровых загорелых евреях, которые трудились над преображением твердой земли и сражались за нее. Закончив рассказ, он повернулся к коробке, стоявшей за его спиной, и поднял ее, чтобы все собравшиеся увидели содержимое. По комнате пронесся громкий вздох. В его жесте было нечто церемониальное, торжественное, как будто он уже много раз делал это прежде. Один за другим каждый из гостей брал из коробки маленький пакет, аккуратно разворачивал пергаментную обертку и смотрел на спелый апельсин из Яффы[3], сорванный с далекого дерева. Когда подошла моя очередь, я медлил, опасаясь сделать что-то не так. Я поднес апельсин к носу, впервые вдыхая цитрусовый запах. Плод был необычайным – по цвету, по аромату, по вкусу, – настолько потусторонним, насколько мог представить себе мальчик из местечка. Он был чем-то намного большим, чем просто фрукт; он был символом моих надежд и устремлений.
Моя семья жила в тех краях уже несколько поколений. И действительно, сотни лет тот район евреи называли своим домом. Но, несмотря на простую красоту, ни один из моих родителей не считал жизнь в Вишнево чем-то устоявшимся. Они рассматривали штетл скорее как промежуточную станцию, одну из многих остановок на тысячелетней дороге обратно – на нашу истинную родину. Земля Израиля была не просто мечтой моих родителей; она была вдохновляющей целью для многих наших знакомых. Кажется, на каждом собрании разговор заходил о переезде в Сион, о том, чтобы оставить местечко, которое мы любили, присоединиться к первопроходцам, которые уже осваивали ту нашу землю. Мы часто говорили о Теодоре Герцле[4], основателе сионистского движения, который утверждал, что будущее еврейского народа зависит от существования еврейского государства, связанного не только с религией, но и с языком и национальностью. «Пусть нам дадут суверенитет над [известным пространством] земной поверхности, достаточным для нужд нашего народа. И тогда уже мы сделаем все остальное».
2
Вишнево – поселок в Гродненской области Белоруссии, в 150 км от Минска. Впервые упоминается в XVI в., известно как имение Виленского воеводства Речи Посполитой, а потом и местечко, волостной центр. С 1795 г. вошло в состав Российской империи, с 1921 по 1939 г. принадлежало Польше. В XIX в. Вишнево превратилось в промышленный центр, здесь работали металлургический, суконный, кожевенный заводы, заводы по производству кирпича и изготовлению керамики, спичечная фабрика. В 1941 г. немецкие войска устроили здесь гетто, 30 августа 1942 г. более 2000 человек были заживо сожжены в городской синагоге. Вишнево как еврейское местечко перестало существовать, сохранился только колодец, из которого брали воду.
3
Яффа (или Яффо) – один из древнейших портов в Восточном Средиземноморье. Город был основан не позднее XVIII в. до н. э., письменные источники впервые упоминают о нем в XV в. до н. э. (в перечне городов, захваченных египетским фараоном Тутмосом III), под египетским владычеством город находился до ХIII в. до н. э. Недолгое время хозяевами здесь были ханаанеи и филистимляне, а в Х в. до н. э. Яффа вошла в состав Израильского царства. Спустя два века, под ударами ассирийцев, контроль над Яффой снова перешел к филистимлянам, а в V в. до н. э. – к финикийцам. Александр Македонский покорил этот город и весь регион, принеся с собой эллинизм.
Яффа была римской, византийской, арабской, на некоторое время оказалась во власти крестоносцев. В XIII в. город захватили египетские мамлюки и уничтожили его. В начале XVII в. его отстроили заново под турецким контролем, он оставался в составе Османской империи до 1917 г., а затем перешел под британский мандат. До середины XIX в. маленькая Яффа, где едва насчитывалось 2000 жителей, находилась в запустении, однако начала расцветать после открытия морского сообщения с Францией, Италией и Россией. Именно здесь осела б
4
Теодор Герцль (1860–1904) – общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник формирования еврейского государства.