Прикрываясь всем этим сбродом — наркоманами, ворами, бездомными, Плашер преследовал две цели. Во-первых, он держал в страхе весь район. Во-вторых, этим он не давал возможности полиции выйти на след его основной деятельности, заставляя ту думать, что банда Плашера — это обыкновенное дерьмо, которое ради наживы или развлечения может убить кого угодно, не особо заботясь о своей собственной жизни.
Они проводили большую часть времени по закоулкам, в подвалах, на чердаках, а то и в пустых квартирах, и лишь только в этом появлялась необходимость, как бандиты со всех сторон стекались в одно место, словно пауки, почувствовавшие, что в их сети попалась добыча.
Вот и сегодня, когда черный «ягуар» на огромной скорости врезался в «альфа-ромео», бандиты не замедлили появиться на месте происшествия. Казалось, не существует такой силы, которая могла бы их остановить.
Плашер сидел в огромном мягком кресле, высоко запрокинув голову, словно отдыхая или о чем-то размышляя. Он не обращал внимания ни на вой полицейских сирен, ни на крики на улице рядом с его домом.
Рональд Коннорс, долговязый мужчина лет сорока, заложив руки за спину, ходил перед ним взад и вперед по комнате. Комнатка была небольшая, и он все время натыкался то на маленький журнальный столик, то на шкаф, то подходил к окну и осторожно оттягивал жалюзи, чтобы посмотреть, что делается на улице. Затем снова направлялся к противоположной стене.
— Итак, твое последнее слово. Сколько? — Резко остановился он возле Плашера.
— Пятьсот тысяч, — не двигаясь, будто сквозь сон ответил Плашер.
— Черт, это же несерьезно. В прошлый раз мы сошлись на трехстах.
— Прошлый раз — это прошлый раз. Я трех человек потерял, пока доставил это проклятое зелье.
— Ха-ха-ха, — не удержался Коннорс, — с каких это пор ты занялся учетом своих головорезов?
— С тех пор, как понял, насколько трудно достаются деньги.
— Ты считаешь, мне они сыплются с неба? Или я их сам печатаю?
— Это твои проблемы, — Плашер наконец оторвал голову от кресла. В его глазах появилась жестокость, а губы скривились в неприкрытой насмешке.
— Но ведь я же без проблем могу купить где-нибудь и за триста тысяч. В крайнем случае, за триста пятьдесят. Я ведь прихожу к тебе по старой дружбе.
— По дружбе, говоришь? А я слышал, ты собираешься порвать со мной все связи.
Коннорс замялся. Он не знал, что Плашеру уже все известно о его планах.
«Дьявол, а не человек, — выругался он про себя. — Откуда только ему все известно?»
— Разве не так? — Плашер сверлил его насквозь своим леденящим взглядом.
— Тебя не совсем правильно информировали…
— Неужели?
— Видишь ли… То есть, твои цены действительно очень высоки…
— А как же наш договор?
— Устный договор, — тут же поправил его Коннорс. — И потом, я ведь не рассчитывал, что ты будешь поднимать цену.
— Я благотворительностью не занимаюсь.
На улице началась перестрелка. Коннорс покосился в сторону окна. Лицо его задергалось. Он панически боялся стрельбы, а при виде полицейского его бросало в жар.
Плашер сохранял спокойствие. Казалось, вся эта переделка для него не более, чем детская игра.
— Ну так что же ты решил? — нетерпеливо спросил он и встал с кресла.
— Я думаю, на таких условиях мы с тобой не сработаемся, — неуверенно проговорил Коннорс.
— Мне очень жаль. Но я думаю, тебе стоит жалеть еще больше, — в голосе Плашера появились угрожающие нотки, но Коннорс не придал этому большого значения. Он был рад, что дело подходило к развязке, оставалась только одна важная деталь — задаток, который Плашер когда-то получил от него. Плашер всегда брал задатки.
— А как же мои деньги?
— Какие деньги?
— Задаток, который ты получил неделю назад. Сто тысяч долларов.
— Но ты ведь знаешь, что твой задаток пошел на приобретение наркотиков.
Коннорс от удивления широко раскрыл рот. Такого поворота он никак не ожидал.
— Черт побери! — закричал он. — Но мне не нужны твои наркотики!
— Как хочешь, — невозмутимо сказал Плашер, — я просто пытаюсь тебе объяснить, что сейчас у меня нет таких денег. Понимаешь? Нет таких денег.
Он отошел немного подальше от своего клиента, будто боясь, что тот сейчас набросится на него. Коннорс действительно был похож на затравленного зверя, которому ничего другого не остается.
— Послушай, Плашер, ты ведешь нечестную игру. Так дела не делаются!
— Подожди, я не понял: кем не делаются? — с наивностью ребенка спросил Плашер.