Её способ питания тоже отличался от человеческого. Положив пряник на стол, девушка нагнулась над ним и позволила верхней части своего торса расплыться. Черты её лица и изгибы тела исказились, заколебались, стали нестабильными, увеличивая сходство с выпеченным ею пудингом. Агапа капнула собой на еду сверху, обволакивая её своей массой. Её тело выделило едкие соки, растворяющие пищу, и постепенно та распалась на мельчайшие частицы. Когда пряник полностью превратился в жидкость, слился с телом амёбы и впитался в её субстанцию, она поднялась со стола. Голова вновь уплотнилась — так же, как плечи, руки и грудь. На лице появились глаза, уши, нос и рот, которые тут же приняли свой обычный цвет. Агапа опять выглядела обычной девушкой.
— Надеюсь, ты не отравишься, — неловко пошутил Бэйн.
— Он был твёрдым и сухим, но съедобным, — заверила она. — Ты сделал его; это всё, что мне надо знать.
Юноша сжал её в объятиях.
— Никогда ранее не ведал я создания, подобного тебе.
— Полагаю, нет, — улыбнулась Агапа. — Ведь я — единственная моэбитка на этой планете.
— Хотел бы я обладать тобой в твоём первозданном облике.
— У меня его нет, — напомнила она. — Я просто протоплазма и приму любой облик, который тебе нравится.
— Мне нравятся они все. Никогда ранее не любил я иномирную амёбу.
— А я никогда не любила наземных позвоночных. Но…
— Ничего не говори! — запротестовал Бэйн. — Я знаю, что нам придётся расстаться, но тешу себя иллюзией, что нынеший момент продлится вечно.
— Если мы продолжим в том же духе, я растаю, — предупредила Агапа.
— А если исчезнешь, растаю я, — отозвался юноша.
— Возможно, когда я окажусь в безопасности среди сородичей, ты прилетишь ко мне с визитом? — с сомнением предположила она.
— Позволь мне улететь с тобой прямо сейчас!
— Нет, ты должен остаться и поддерживать связь со своим двойником, а затем — вернуться в своё измерение. Наши отношения временны.
— Временны… — печально повторил он.
— Но мы можем ценить каждый момент. Скажи мне, что делать, и я сделаю это для тебя.
Агапа не преувеличивала. Она прилетела на Протон изучать человечество — всё, что его касалось, включая способы размножения и сексуальных игр. Моэбиты хотели перейти на биполовую репродукцию. В теории они её понимали, однако практика оставалась загадкой. Они верили, что от этого зависит дальнейшее развитие и прогресс всего их вида.
Однако в процессе выполнения поставленной перед ней задачи Агапа попалась в другую ловушку: она влюбилась. Теперь информации ей хватало, а вот желания вернуться домой и всё продемонстрировать сородичам — нет. Ей хотелось лишь быть рядом с Бэйном. В свою очередь, юноша обнаружил, что утратил стремление к сексуальной близости, едва она стала доступна. Отчасти потому, что теперь, когда Агапа сама желала его, исчез стимул её добиваться. Но в основе своей, из-за страха: не покинет ли она его, научившись всему, чего жаждет?.. Бэйн предпочёл бы тянуть время, чтобы задержать её на Протоне как можно дольше. Он осознавал всю алогичность своего поведения, но справиться с эмоциями не мог.
— Сыграем в другую игру, — предложил юноша.
Она с удивлением подняла взгляд.
— В другую? Но я думала…
— Ты мыслила в верном направлении! Но я… я не готов. Мне хочется пройти с тобой через многое, пока это возможно. Я желаю построить башню из драгоценных воспоминаний. Или хоть что-нибудь. Я сам не знаю, чего хочу. Понимаю только, что хочу быть с тобой.
— Кажется, мне ещё многое предстоит узнать о людях, — ошеломлённо ответила Агапа.
— Дело не в тебе, а во мне, — успокоил он её. — Просто прими мою любовь и позволь остальному идти своим чередом.
Она протянула руку и очень по-человечески погладила его по плечу.
— Как пожелаешь, Бэйн.
Они опять отправились во Дворец, где играли раз за разом, не придавая значения победам и поражениям. Важен был лишь опыт. Так продолжалось несколько дней: физические, умственные и случайные игры всех видов. Они соревновались в парусном спорте, китайских шашках, блефовали в покер, загадывали друг другу загадки. Изредка Бэйн с Агапой жульничали, потворствуя своим слабостям в процессе игры: к примеру, занимались любовью вместо борьбы в желатине. Что бы они ни делали, каждый день проживался на полную катушку. Так они пытались вместить в них десятки лет.