Потом он пожал плечами, будто что-то для себя решив, и приступил к повествованию.
— Жил да был обычный раб, который прилетел на Протон, когда ему стукнуло уже лет сорок, но власти всё равно установили прожиточный максимум в диапазоне двадцати лет, так что это не имело особого значения. Он работал гонцом: каждый раз, когда гражданин хотел отправить личное сообщение, которое не отразится в официальных записях, раб передавал его адресату вручную. Работёнка была неплохой, ему удалось объездить весь Протон, просто перенося послания, и поспать в фешенебельных гражданских районах в ожидании ответов. Так продолжалось девять лет, а потом гражданин умер, и его статус унаследовала дочь.
Джимбо сделал паузу. Флета увидела улыбки на лицах некоторых слушателей и уразумела, что те догадывались о дальнейшем развитии событий. Кажется, это была собственная история Джимбо!
— Этой женщине, новой гражданке, исполнилось что-то около двадцати девяти, и она была прелестнейшим созданием под куполом. Её кудри, когда она шла, сверкали, отражая солнечный свет, а глаза блестели не хуже, такими они были ясными и живыми. Однако, будучи в подобных делах новенькой, она не испытывала уверенности в себе и не хотела показаться дурочкой, отдавая глупые приказы, ну, вы знаете, как это бывает, особенно когда обращаешься к слугам напрямую. Поэтому она вроде как обратилась к тому рабу за советом, ведь он прожил под куполом целых девять лет и всё это время держал рот на замке, не разглашая содержимого записок, а иногда и словесных посланий. Его бы уволили, выдай он хоть букву из них, вот он и стал молчуном — просто на всякий случай. Ей это понравилось, и она сказала: «Мне нужно передать сообщение себе самой», а потом спросила, что делать с рабом, который при выполнении поручений ошибался, сам того не желая. И гонец доставил сообщение, которое по сути было его собственным советом, заключавшееся в том, что хорошо бы ей слегка реорганизовать хозяйство и поставить нерадивого раба на другое место без объяснения причин, чтобы не задеть ничьих чувств и никого не уволить. Она последовала совету, который прекрасно сработал, так что после этого она не раз обращалась к нему за сообщениями наподобие предыдущего.
— А потом однажды она перепутала обязанности слуг; только, конечно, это была мелочь, ведь граждане сами придумывают правила в своём доме, а рабы просто выполняют приказы. Собираясь на вечеринку, она отправила за чем-то горничную и, поскольку гонец находился рядом, велела ему снять её платье и одеть её в другое, выбранное для праздника. Так что он, стоя позади, положил руки ей на плечи и, взявшись за ткань, осторожно потянул её вверх. Платье соскользнуло, и она осталась абсолютно нагой. Он сложил платье, убрал его и снял с вешалки другое — вечернее, а она повернулась и подняла руки, чтобы он набросил его сверху, и у неё было тело, как у андроида или робота, вот только настоящее, то бишь естественное. Гонец восхитился, зная, что большинство граждан не заботятся о своём физическом состоянии, и даже если они хорошо смотрятся в парадных нарядах, это заслуга корсета или поддерживающего крема, или чего-то в этом роде наподобие пластики. Но она даже не носила нижнего белья; её тело было натуральным от и до. А когда она оделась, то стала выглядеть для него даже лучше, поскольку теперь он знал, что обмана под одеждой нет.
— Потом горничная вернулась и заняла своё место, а он отправился к себе в комнату. Но образ этого тела запечатлелся на сетчатке глаз, и видение преследовало его каждый раз, когда он моргал. Внезапно он потерял интерес к девушке-андроиду, которая приходила к нему по первому зову; он сравнивал её с покрытой кратерами луной, а гражданку — с солнцем. И каждый раз при виде гражданки, несмотря на то, что та была одета, он видел её обнажённой, как рабыню, и её кожа мягко сияла, а взгляд был обращён на него. Это жгло его изнутри, будто пламенем, но она ничего не замечала. Иногда она приглашала к себе других граждан для секса, и они тоже воспламенялись, когда замечали, что красота её тела не исчезает вместе с одеждой. Временами она просто нанимала робота, чтобы тот удовлетворил её именно так, как она того пожелает. Вот только она не говорила роботу, что именно делать, это было бы чересчур похоже на самоудовлетворение. Она просила гонца передать роботу её слова и убедиться, что тот всё понял правильно. А гонец…
Джимбо снова замолчал, и Флета видела, что слушатели прекрасно понимают, почему он колеблется. Он горел запретной страстью к гражданке: и в самом деле, запретная любовь! Что он собирался предпринять?