И все это было даже осмысленно продумано. К сожалению, требовало вмешательства и основы на необыкновенных возможностях тех (существ, якобы существовавших внутри Земли), которые и должны были весь этот переезд реализовать. Если не обращать внимания на уже упомянутую сложность, я должен был признать авторам подобной концепции, что их надежды на спасение подобным путем не были полностью лишены смысла, и я уже не удивлялся их расчетам, тем более, в данный момент, после посещения фрагмента города, обогащенный многочисленными наблюдениями, которые вынес оттуда, в настоящий момент когда у меня уже не было никаких сомнений, что все законы природы, обязательные для горожан, были идентичны аналогичным законам природы, в соответствии с которыми здесь, в укрытии, мне довелось все время жить.
Однако, Вайс не воспринимал слишком серьезно такой совершенно фантастической возможности спасения, хотя, с другой стороны, письмо упоминало о его довольно таки активной деятельности по распространению этой гипотезы. В конце концов - и этот факт также обладал своим значением - он вызвался в кандидаты для управления подземной машиной. Мне не нужно было слишком долго ломать себе голову над тем, что с ним происходило с того момента. Он был заменен подставленным типом, точно так же - хотя и раньше, чем Раниэль и Асурмар - как, возможно, все пилоты; по крайней мере в этом вопросе для меня не было никаких темных пятен, ведь, в конце концов, это была моя собственная история.
Я поднялся с пола и уселся за столом. Прежде всего - я осознал это значительно раньше - люди из залитых магмой помещений, что застыли на сорок пятом уровне, а среди них и Еза Тена - все они не имели ничего общего со скульптурами из комнаты теней и из города. Эффект замедленного времени их не касался - это была уже совершенно отдельная загадка. Если бы я, по крайней мере, знал, известен ли был обитателям укрытия не только сам факт появления то тут, то там отдельных экземпляров статуй, но и не поднятый до сих пор никем в моем присутствии факт существования всего Каула-Зуд, целого окаменевшего города. Относительно этого последнего, у меня имелись сомнения, ведь дорогу в тот мир я обнаружил абсолютно случайно, при энергичной помощи Рекрута, которого про себя даже начал благодарить за ненамеренно оказанную услугу; ведь если бы я открыл, что в зеркало можно без всяких опасений сунуть руку, потому что оно не было обыкновенным зеркалом - но вот отважился бы я погрузиться в нем целиком?
Чтобы в океане неизвестности найти хоть какую-то точку опоры, я принял во внимание принцип Эйнштейна - основу специальной теории относительности гласящий, что во всех инерциальных системах (то есть, находящихся в состоянии покоя или же перемещающихся относительно друг друга прямолинейно и равномерно) все законы природы идентичны, другими словами: они неизменны относительно преобразований Лоренца. Если же сюда ввести одно предположение (хотя абсурдное и невозможное для того, чтобы принять!), что современное укрытие и старый город, соседствуя рядом в пространстве, перемещаются относительно себя же со скоростью, довольно приближенной к скорости света, и если при этом еще заявить, что в подобном предположении нет никакого противоречия - вот тогда можно было бы объяснить уже все, за исключением еще одной загадки, совершенно другого рода: того факта, что город из дня катастрофы (как бы в один миг) был перенесен во времени на девять месяцев в будущее - в современность укрытия; или же наоборот - что современное укрытие было перенесено во времени в прошлое города, о чем я подумал в первый момент, и чего уже наверняка определить было невозможно.
На вырванном из блокнота листочке я выписал преобразования Лоренца. В формулы я всматривался со смешанными чувствами. Они были у меня перед глазами уже во время полета в воздухе окаменевшего города, но вот можно ли было черпать из них какую-нибудь информацию для анализа столь парадоксальной ситуации? В первую очередь, здесь не выполнялось начальное и, вне всяких сомнений, обязательное, условие: системы, которыми были укрытие и город, достаточно очевидным образом покоились относительно друг друга. Не могло быть и речи о каком-либо движении и, следовательно, об отличной от нуля скорости. Но в этих вот уравнениях, определявших преобразования, релятивистские эффекты являлись функциями именно скорости.
Реальность издевалась надо мной: никакого движения не было, зато существовало, по крайней мере, два эффекта, которые могли возникать только лишь при наличии все той же скорости! Неужели, несмотря ни на что, я осматривал тот мир из другой относительной системы с одновременной и необычной при том возможностью переноса в него не только мыслями, но и телом? В связи с подобного рода фактом, эта относительность была бы довольно таки особенной (а точнее, его отрицанием), потому что неотвратимой: статуи никак не могли сказать, что для них я, в свою очередь, являюсь статуей. В конце концов, когда я убрал это противоречие, предполагая, вопреки очевидности - вначале, что движение все-таки имелось, а затем, что относительная скорость города (удаляющегося от условно покоящегося города) соответствовала уже выявленному отношению времен, то, принимая во внимание то же самое соотношение времен (трем часам, проходящим в укрытии, соответствовала одна секунда в городе), в качестве множителя я получил число, равное десяти тысячам восемьсот. Именно в столько раз всякая масса, взятая из города, для меня была больше соответственной массы, взвешенной в укрытии. Я тут же начал ради примера пересчитывать некоторые значения. Мужчина, вес которого для обитателей города составлял 70 килограмм - для меня, принадлежащего к миру укрытия, обладал массой в 756 тонн, то есть массой, сравнимой с инерцией объекта величиной с корабль. И все остальные материальные тела - какими бы они не были - имели там, в городе (также и в комнате теней), для нас, наблюдателей из укрытия, во столько же раз пропорционально большую массу. Отмеченная здесь относительность состояла в том, что совершенно неважным было различие: где в данный момент находился рассматриваемый предмет, но лишь четкое определение: к какому из двух миров этот предмет принадлежал, и кто спрашивал о его массе. Даже обычная мышь (и кто мог такое о ней подумать!) взвешенная на весах города, стрелка которых показала бы, допустим, всего десять грамм - во время прогулки по комнате теней для меня весила уже сто восемь килограмм.
Так что ничего удивительного, что перышко - чуть ли не пылинка в потоке воздуха - каким был я во время своего путешествия в город, не вызвало на каком-либо из имевшихся там предметов какого-то особого впечатления. Я все время опирался на уже проведенном наблюдении, что всякий процесс, было ли ним свободное падение выпущенного из рук тела, сердцебиение, пищеварение, любая химическая реакция, электрические явления, тепловое движение частиц или, наконец, человеческое мышление - в городе продолжался в десять тысяч восемьсот раз дольше, чем аналогичный процесс в укрытии.
Но ведь в ровно столько же раз должно быть для меня - наблюдателя из укрытия - то измерение любого предмета из города, которое в данный момент совпадало с направлением этого самого движения. Ведь этого самого требовало преобразование длины (если под длиной понимать то измерение, о котором мы ведем речь). Но никакого релятивистского сокращения не было. И только наконец я осознал, где, собственно, весь город располагался. Из переправы через границу двух миров я вынес догадку, что вертикали города и укрытия обладали противоположной направленностью, что привело меня, скорее всего, к единственно возможному ответу на этот вопрос. Город находился под бронированным дном укрытия, где-то в глубинах земли; то обстоятельство, что мне не было известно, подвергалась ли сокращению удаленность города от этого дна, не позволяло мне оценить этого расстояния более точно. Во всяком случае, дом, столб или любой иной объект, достигающий в городе высоты в десять метров - с моей точки зрения не должен был превышать толщины ногтя. После осознания всего вышеизложенного мне уже не оставалось ничего другого, как только согласиться с мыслью, что в процессе перехода сквозь плоскость зеркала я автоматически приспособился к длине города, но при всем этом мое время и масса оставались неизменными.
Вне зависимости от анализируемых до сих пор релятивистских эффектов, выступающих в ситуации, в которой - в соответствии с приобретенными перед экранами знаниями - они никак не могли появиться, на свет выходила еще одна проблема, ничего общего с предыдущей не имеющая, а конкретно - проблема перемещения во времени. Принципиальный вопрос звучал следующим образом: был ли из своего прошлого (непосредственно предшествующего катастрофе) в нынешнее время укрытия перенесен (во времени) истинный город, или же - что было более вероятным - всего лишь его удивительно верная копия? Как раз в этот самый момент ко мне вернулось возбужденное ранее сомнение, не навредило ли излучение из моего оружия встреченным мною в городе людям, а если, к сожалению, и навредило, то кого я убивал там в замедленном темпе: настоящих людей или же их искусные имитации.