Но теперь я мог наконец и покончить со всем этим; имелся надежный способ на то, чтобы заснуть в действии вслепую, чтобы дрейфовать по течению событий, но не против него: нужно было всего лишь обратить все внимание на самые простые дела. А в их состав, прежде всего, входила забота об успокоении наиболее элементарных потребностей. Нужно было отыскать полковника Гонеда. Если он уже пришел в себя после вчерашнего, можно было еще раз напомнить о предоставлении мне помещения и склонить к тому, чтобы он, наконец, выписал для меня продуктовый аттестат. Затем - уже после совершения этого формального акта, который юридически обосновывал факт моего нахождения в сегменте - чтобы все так же идти путем наименьшего сопротивления, я мог разнообразить свое пребывание здесь, установив дружеские контакты с любыми обитателями убежища, к примеру, с той самой компанией, которая вчера в столовой вела дискуссию по вопросу отсутствия приличных сортов мыла. Проведение времени в подобного рода окружении имело свои положительные стороны: оно давало мне гарантию, что не услышу ничего такого, что прозвучало бы многозначно; подобного рода опасность не могла возникнуть там по самой природе вещей. Опять же, пора было подумать о пополнении гардероба. На мне все так же были брюки Вайса. Но в этом переходном недостатке тоже имелось нечто утешительное: нахождение собственной одежды наверняка поглотило бы приличный запас энергии, до сих пор растрачиваемой совершенно напрасно.
Я направился в сторону канцелярии Гонеда. Проходя мимо дверей комнаты теней, я заглянул вовнутрь, чтобы проверить, нет ли полковника там. Но вместо него я увидел там Уневориса. Тот кивнул мне. Я вошел.
- Вы что-нибудь можете понять из этого? - спросил тот.
Я огляделся по сторонам. Уже с первого момента мне здесь чего-то не хватало. Черные фигуры девочки и собаки исчезли.
- Что с ними произошло?
- Если вас удивляет отсутствие статуй, - ответил он мне, - то здесь произошло небольшое недоразумение. Лично я имею в виду нечто другое. А статуи уже на той стороне.
- Но разве возможно такое, чтобы девочка успела подняться и покинуть это место собственными силами за столь короткое для нее время?
- Дело в том, что она вовсе и не поднималась с пола. Госпожа Эльта Демион занялась этим сегодня ночью. Пес, одаренный лучшими рефлексами, случайно сунул нос в зеркало. Он быстро сориентировался. Как можно отсюда выбраться. Уже одиннадцать часов он втаскивает девочку за собой вглубь канала с помощью поводка, конец которого Демион в полночь сунула девочке в руку. Вот, поглядите: фрагмент ее обуви все еще выступает из поверхности зеркала. Только я в самом начале спрашивал о другом. Меня удивляет тот факт, что статуи не были раздавлены собственной тяжестью уже в тот момент, когда попал сюда.
- Правильно. Если бы они подчинялись действию нашего гравитационного поля, неважно, естественное оно или искусственное...
- ...они тут же были бы сдавлены в результате громадной силы притяжения, которая должна быть пропорциональна их колоссальной массе, закончил Уневорис за меня.
- Таким образом, нам следует принять, что и здесь они подчинялись земному ускорению свободного падения, идентичному тому, какому подчиняются все тела в городе, во всяком случае, если иметь в виду его абсолютную величину. А там оно ничтожно.
Уневорис, молча, кивнул и направился к выходу.
- Вы все так же ожидаете, что вскоре мы все повиснем в состоянии невесомости? - бросил я ему в спину.
Тот с неохотой оглянулся. Мне же хотелось спросить про значение спектакля с Коорецом. Так же он мог мне сообщить, в чем состояли нынешние обязанности Эльты Демион. Но в самый последний момент я раздумал. Я помнил о попытке запугать Ину, что заставило сохранять в отношении Уневориса определенного рода отстраненность.
- Ожидаю - это еще мало сказано! - ответил тот, помолчав. - Мне смешно при мысли о том замешательстве, которое вызовет отключение двигателя, пришпандоренного к этому гробу. Нас ожидает неописуемый хаос, если только мы не приступим к необходимым приготовлениям. Только, видать, куриную слепоту не излечишь.
Он вышел. Я же попытался представить сцену, пришествие которой предсказывал Уневорис.
И я увидал потрясающий клубок человеческих тел, беспомощно кружащих в воздухе посреди разбросанных в пространстве предметов, что бились друг о друга и о стенки с тем большей силой, чем более энергичными были движения людей, пытающихся справиться с ужасающей ситуацией. Воздух потемнел от густого тумана пыли, плавающих шаров жидкости и мусора. В воздухе с одинаковой легкостью вздымались как песчинки, так и неосторожно приведенные в движение предметы мебели. Вся подвижное содержимое убежища все время перемешивалось и сбивалось в кучи во всех помещениях, в коридорах и складах со всеми обитателями, которые - перепуганные отсутствием постоянной опоры под ногами и вовремя не предупрежденные - отпихивали друг друга в попытках изменить собственное положение, что еще более усиливало окружающий их хаос.
Я заглянул за разбитый топчан, где после возвращения из города спрятал свой дыхательный аппарат вместе с рентгеновским излучателем. Все лежало на месте. Начерченный на мебельном складе план стабилизации собственной жизни мог подождать своего исполнения. Я надел дыхательный аппарат и, вооружившись излучателем, перешел сквозь зеркало.
Прежде всего, меня интриговала загадка светящегося окна. Я знал, что, несмотря на отсутствие подачи электроэнергии, город не погружен в полную темноту, поскольку его освещал висящий вверху раскаленный шар. Не смотря на него, там наверняка существовало много других источников и другого освещения, которых я никак не мог видеть по уже раз сформулированным причинам. Если же, несмотря на все это - после выключения излучателя - в абсолютной для меня в других обстоятельствах темноте в каком-то месте светился голубой прямоугольник, можно было предполагать, что там находится какой-то местный источник гамма-излучения.
Я проплыл сквозь канал и, выбравшись на тротуар, сразу же направился в сторону светящегося окна. Исходящее из него сияние было еще более интенсивным, чем девять часов назад, когда я увидел его впервые: по-видимому, плотность излучения за это время значительно возросло.
Разгребая массы плотного воздуха, я удерживался на определенной высоте над человеческими фигурками и другими объектами внизу. Несмотря на энергичную работу рук и ног, чтобы добраться до не слишком отдаленного виадука, который широкой петлей проходил между стреловидными колоннами выстроенных здесь небоскребов, мне понадобилось более часа времени. Арка мостовой заслонила расположенный несколько выше источник света. Я неподвижно завис рядом с ее поверхностью, чтобы хоть немножко отдохнуть. При этом я повел включенным излучателем вокруг себя.
Одну сторону широкой автострады занимал длинный ряд автомобилей. Ниже, под виадуком, разрезая наискось двухуровневый в этом месте фрагмент квартала, проходили четыре полосы мостовой, но на них не было такой толкучки, как здесь. Рядом - почти на самой границе светового пятна моего излучателя - маячили тени нескольких громадных зданий. На их фоне стройные силуэты небоскребов выглядели ослепительно белыми царапинами, прорезанными в черной пустоте. Свободное пространство у их нижних этажей было заполнено плоскими параллелепипедами - похоже, различными магазинами, о чем свидетельствовала путаница разбросанных то там, то сям зигзагов, которые могли быть отключенными неоновыми рекламами. Размещенный с той стороны торговый центр был окружен кольцеобразным променадом для пешеходов. На спиральных лестницах, на многочисленных пандусах закаменела, словно на стереоскопическом снимке, толпа маленьких, похожих отсюда на муравьев, людских фигурок. С другой же стороны автострады, значительную часть неба заслонял плотный ряд жилых многоэтажных домов.