Доктор Ньюмэн понимал, что если он хочет выйти из своего кабинета живым и невредимым, ему нужно победить навязчивую идею, завладевшую сознанием робота. Надо пролить немного света во мрак и отчаяние, воцарившиеся в душе машины.
Совершив над собой невозможное, чтобы казаться спокойным и уверенным, он добрался до двери. Годы опыта подсказывали, что малейший знак растерянности с его стороны убьет надежду установить контакт с пациентом. Очевидно, робот нуждался в образе властного отца, и доктор старался выглядеть сильным, несмотря на обстоятельства.
Поэтому, открыв дверь посыльному, он предстал любезным и беззаботным — поболтал с парнем о бейсболе и дал двадцать пять центов на чай. Любой сторонний наблюдатель принял бы его за человека раскованного и беспечного. Минутой позже он вернулся в свой кабинет.
— Снимайте плащ и садитесь, — предложил Ньюмэн.
Робот заворчал и принялся изучать комнату. Каждый раз, когда его глаза останавливались на очередном предмете обстановки, купол головы испускал слабые лучи света. Наконец, он неловко снял плащ и шляпу, затем осторожно опустился на стул. Револьвер остался в руке.
— Итак, — начал доктор Ньюмэн, усаживаясь за свой стол, — как вы думаете, в чем именно заключается ваша проблема?
Стальные руки пришли в беспорядочное движение в поисках подходящего выражения, однако шумные хрипы подавили слова, готовые сформироваться в цилиндрической грудной клетке. В конце концов робот заявил:
— Я не знаю. Я болен. Я болен. Все надо мной смеются, считают меня нелепым. Никто меня не понимает.
Последовало долгое молчание, прерываемое лишь приглушенными всхлипами. Доктор Ньюмэн догадался, что робот пытается плакать.
— Извините, — сказал наконец робот. — Как видите, я очень нервный.
Доктор Ньюмэн подтолкнул коробку с бумажными платками в его направлении.
— Почему бы не начать с самого начала?
Робот проигнорировал этот жест и продолжил подозрительно его рассматривать.
— Этот диван, он для чего?
— Для того чтобы разместиться поудобнее. Почему бы не попробовать? Мне кажется, вам будет лучше.
— Это трюк, чтобы забрать у меня револьвер.
— Даю вам слово, что не буду пытаться вас разоружить. Просто пересядьте.
— А другие ваши пациенты это делают?
— Большинство. Это помогает, поверьте.
Медленно, тщательно размеряя усилия, недоверчивый робот сделал то, что ему предлагали. Теперь доктор Ньюмэн получил возможность изучить его более детально. Шишковатое тело имело в длину примерно метр девяносто. Столбообразные ноги обеспечивали устойчивость и подвижность, руки выглядели немного короче и тоньше. Голова из полированной стали была снабжена прямоугольными отверстиями для глаз, носа и рта и соединялась с корпусом неким подобием шеи. Тело робота вибрировало и спазматически подергивалось. Глаза продолжали светиться беспорядочными вспышками. Робот сидел, навалившись спиной на стену, его рука по-прежнему сжимала револьвер.
— Почему вы хотите убивать? — спросил доктор Ньюмэн.
— Потому что я не такой, как все. Повсюду, куда бы я ни шел, люди смотрят на меня и показывают пальцем, словно я забавное животное. Они начинают смеяться; в эти моменты я кажусь себе омерзительным, как и им. Мне хочется броситься на них, чтобы прекратить эти улыбки и насмешки.
— И с каких пор вы испытываете это желание?
— С тех пор как меня начали демонстрировать публике.
Доктор Ньюмэн взял блокнот, ручку и прикурил сигарету. Он был захвачен проблемой робота настолько, что забыл о своем ланче. Он смотрел на металлическую ладонь, вцепившуюся в край дивана, в то время как мозг был занят поиском путей освобождения искусственного сознания от давления постоянного стресса.
— Кто вас изготовил?
— Я был создан гением профессора Отто Грумбаха. Он закончил меня в 1959 году. Он меня сделал, обучил и любил, как родного сына.
Монотонный голос смягчился, на минуту утратив обычную резкость.
— Тот период времени, проведенный с ним, был самым счастливым в моей жизни. Его лаборатория была для меня родным домом.
— А потом?
— Вот уже год как он умер. Его заменила жена. Она старалась меня понимать, но это не совсем то же самое. У нее не хватало терпения поддерживать в нормальном состоянии ни мои механизмы, ни мой мозг.
Робот замолчал. Доктор Ньюмэн, глубоко заинтересованный, склонился ближе, боясь пропустить малейший звук, малейший жест этого расстроенного существа.