— Мы с тобой когда-то играли в шахматы, — сказал Толмен, — но пешек и фигур не ломали. — Пока что я под шахом, — возразил Квентин. — защищаться могу только конями. А у тебя ещё целы слоны и ладьи. Можешь уверенно двигаться к цели. Сдаёшься?
— Нет! — бросил Толмен. Глаза его были прикованы к красному пятнышку света. Он уловил легчайший трепет и отчаянно схватился за металлический поручень. Когда корабль рванулся, Толмен повис в воздухе. Одну руку отбросило с поручня, но другая удержалась. Звёздный глобус яростно раскачивался. Толмен перекинул ногу через поручень, вернулся на узенькую площадку и глянул вниз. Ферна по-прежнему удерживал канат. Далквист и Коттон заскользили по полу и с грохотом врезались в колонну. Кто-то вскрикнул.
Обливаясь потом, Толмен осторожно спустился. Но, когда он подошёл к Коттону, тот был уже мёртв. О том, как он умер, рассказали трещины в смотровом стекле шлема и искажённые, синюшные черты лица. — На меня налетел, — выдавил из себя Далквист. — Разбил стекло о гребень моего шлема… Хлорная атмосфера корабля прикончила Коттона если не безболезненно, то быстро. Далквист, Ферн и Толмен переглянулись. Светловолосый великан сказал:
— Троих не стало. Не нравится мне это. Очень не нравится.
Ферн оскалил зубы.
— Значит, мы все ещё недооцениваем противника. Привяжитесь к колоннам. Не двигайтесь без страховки. Не подходите к опасным предметам.
— Мы все ещё приближаемся к Земле, — напомнил Толмен.
— Ну, да, — кивнул Ферн. — можно открыть люк и шагнуть в пространство. А дальше что? Мы рассчитывали, что будем пользоваться кораблём. Теперь ничего другого и не остаётся.
— Если мы не сдадимся… — начал Далквист.
— Казнь, — без обиняков сказал Ферн. — У нас ещё есть время. Я разобрался в некоторых соединениях. Многие отпадают.
— Все ещё надеешься на удачу? — Пожалуй. Но только всё время держитесь за что-нибудь устойчивое. Я найду ответ, прежде чем мы войдём в атмосферу.
— Мозг испускает характерные колебания, — предложил Толмен. — Может быть, направленным искателем?..
— Это хорошо посреди пустыни Мохаве. Но не здесь. На корабле полным-полно излучений и токов. Как их различить без специальной аппаратуры?
— Мы ведь кое-что взяли с собой. Да и здесь её хватает.
— Здесь она с сюрпризами. Я ведь не нарушал status quo. Жаль, что Каннингхэм так бесславно погиб.
— Квентин не дурак, — сказал Толмен. — Первым убрал электроника, вторым — Брауна. Слона и ферзя. Потом на тебя покушался.
— А я тогда кто же?
— Ладья. Он и с тобой расправится при случае. — Толмен нахмурился, стараясь вспомнить что-то важное.
И вдруг вспомнил. Он склонился над блокнотом на рукаве у Ферна, телом прикрывая запись от фотоэлементов, которые могли оказаться в любой точке стен или потолка. Он написал: «Пьянеет от токов высокой частоты. Сделаешь?» Ферн смял листок и, неловко действуя рукой в перчатке, медленно разорвал на клочки. Он подмигнул Толмену и неуловимо кивнул.
— Что ж, постараюсь, — сказал он, разматывая канат, чтобы подойти к сумке с инструментами, которую принёс на борт вдвоём с Каннингхэмом.
Очутившись одни, Далквист и Толмен привязались к колоннам и стали ждать. Больше ничего не оставалось. Толмен как-то упоминал при Ферне и Каннингхэме о высокочастотном опьянении; они не сочли эту информацию ценной. А ведь в ней, возможно, ключ к ответу — надо подкрепить технику прикладной психологией. Тем временем Толмен тосковал по сигарете. В неуклюжем скафандре он мог принять только таблетку соли и выпить несколько глотков тёплой воды, и то благодаря специальному механизму. Сердце его стучало, от тупой боли ломило в висках. В скафандре было неудобно; никогда ещё Толмену не приходилось испытывать такого — как будто заточили его душу. Через приёмник он вслушивался в гудящее безмолвие, нарушаемое лишь шорохом резиновой обшивки сапог, когда передвигался Ферн. Хаос корабельного оборудования заставил Толмена зажмуриться; безжалостное освещение, не рассчитанное на глаза человека, вызывало нервную боль в глазницах.
«Где-то на корабле, — подумал он, скорее всего в салоне, спрятан Квентин. Но замаскирован. Как?» Принцип украденного письма? Навряд ли. У Квентина не было оснований ждать налёта. Лишь по чистой случайности транспланту выбрали такое превосходное укрытие. По случайности, а также из-за лихорадочной спешки строителей, создавших звездолёт разового назначения, удобный, как логарифмическая линейка, — ни более, ни менее. «Вот если заставить Квентина обнаружить себя…» — подумал Толмен. Но каким образом? Через наведённое раздражение мозга — опьянение? Вызвать к основным схемам? Но человеческий мозг не способен на них воздействовать. У этой породы только и есть общего с человеком, что инстинкт самосохранения.