– Ну, как ты, Глэдия? – неловко произнес он.
– Хорошо, а ты?
– Старею. Три недели назад отметил пятидесятилетие.
– Пятьдесят – это не… – Она замолчала.
– Для землянина это старость. Ведь наш век недолог, ты знаешь.
– Даже для землянина пятьдесят лет не старость. Ты нисколько не изменился.
– Приятно слышать, но я мог бы сказать тебе, что скрип усилился. Глэдия!..
– Да, Элайдж?
– Глэдия, я должен спросить: ты и Сантирикс Гремионис…
Глэдия улыбнулась и кивнула:
– Он мой муж. Я послушалась твоего совета.
– Он помог?
– Да. Живем неплохо.
– Это хорошо. Надеюсь, так все и останется.
– На столетия – вряд ли, а вот на годы, даже на десятилетия, – очень может быть.
– Детей нет?
– Пока нет. Ну а как твоя семья, мой женатый мужчина? Как сын, жена?
– Бентли уехал два года назад с переселенцами. Я еду к нему. Он крупное должностное лицо на новой планете. Ему всего двадцать четыре, но он уже заслужил уважение и почет. – В глазах Бейли заплясали огоньки. – Я уж думаю, не придется ли мне обращаться к нему «ваша честь» – на людях, конечно.
– Великолепно. А миссис Бейли? Она с тобой?
– Джесси? Нет. Она не захотела покинуть Землю. Я говорил ей, что мы будем жить в куполах, так что большой разницы с Землей она не почувствует. Правда, жизнь будет попроще. Может, со временем она переменит мнение. Может, ей надоест одиночество, и она захочет приехать. Посмотрим.
– А пока ты один.
– На корабле больше сотни переселенцев, так что на самом деле я не один.
– Они по ту сторону стыковочной стены. И я тоже одна.
Бейли бросил быстрый взгляд в сторону рубки, и Глэдия сказала:
– Не считая Дэниела, конечно. Но он там, за дверью, и он робот, хоть ты и думаешь о нем, как о человеке. Но ты, наверное, хотел увидеться со мной не для того, чтобы поговорить о наших семьях?
Лицо Бейли помрачнело.
– Я не могу просить тебя…
– А я могу. Эта койка вообще-то не предназначена для занятий сексом, но я надеюсь, что ты с нее не свалишься.
– Глэдия, я не могу отрицать, что… – начал он. И умолк.
– Ох, Элайдж, не надо пускаться в долгие рассуждения, чтобы надлежащим образом удовлетворить вашу земную мораль. Я предлагаю себя тебе согласно аврорианским обычаям. У тебя есть полное право отказать, и я не могу спрашивать о причинах отказа. Впрочем, я думаю, что право отказываться принадлежит только аврорианам. Я не приму отказа от землянина.
Бейли вздохнул:
– Я уже не землянин.
– Еще меньше я рассчитываю получить отказ от несчастного переселенца, едущего на варварскую планету. Элайдж, у нас было так мало времени, и его так мало сейчас, и я, наверное, никогда больше не увижу тебя. Эта встреча так неожиданна, что было бы космическим преступлением упустить такой случай.
– Ты и в самом деле хочешь старика?
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебя умоляла?
– Но мне стыдно.
– Закрой глаза.
– Я имею в виду – стыдно за себя, за свое дряхлое тело.
– Переживешь. Твое дурацкое мнение о себе меня нисколько не касается.
Она обняла его, и застежка на ее платье расстегнулась.
5в
Многое открыла для себя Глэдия. Она с удивлением узнала, что Элайдж остался таким, каким она его помнила. Пять лет ничего не изменили. Ей не пришлось оживлять воспоминания. Он был Элайджем.
Она обнаружила разницу между ним и Сантириксом Гремионисом. Впечатление, что у Гремиониса, кроме главного недостатка, о котором она уже знала, были и другие, усилилось. Сантирикс был нежным, мягким, рациональным, в меру неглупым и… однообразным. Она не могла бы сказать, почему он был однообразным, но что бы он ни делал и ни говорил, он не возбуждал ее, как Бейли, даже когда тот молчал. Бейли был старше Сантирикса годами, много старше физиологически, не так красив, как Сантирикс, он, что всего важнее, нес в себе неуловимый дух распада, ауру быстрого старения и короткой жизни, как все земляне. И все же…
Она узнала, как глупы мужчины: Бейли приближался к ней нерешительно, совершенно не оценив своего воздействия на нее.
Она осознала, что его нет, когда он вышел поговорить с Дэниелом. Земляне ненавидели и боялись роботов, но Бейли, отлично зная, что Дэниел – робот, всегда обращался с ним как с человеком. А вот космониты любили роботов и чувствовали себя без них неуютно, но никогда не думали о них иначе, как о машинах.
И она почувствовала время. Она знала, что прошло ровно три часа тридцать пять минут с того момента, как Бейли вошел в маленькую яхту Фастольфа, что времени остается очень мало. Чем дольше она отсутствует и чем дольше корабль Бейли находится на орбите, тем больше шансов, что кто-нибудь их заметит, а если уже заметил, то почти наверняка заинтересуется, станет расследовать, и тогда Фастольфу грозят крупные неприятности.
Бейли вышел из рубки и грустно посмотрел на Глэдию:
– Мне пора, Глэдия.
– Я знаю.
– Дэниел будет заботиться о тебе. Он станет твоим другом и защитником, и ты должна быть ему другом – ради меня. Но я хочу, чтобы ты слушалась Жискара. Пусть он будет твоим советником.
Глэдия нахмурилась.
– Почему Жискар? Я недолюбливаю его.
– Я не прошу любить его. Я прошу тебя верить ему.
– Почему, Элайдж?
– Этого я не могу тебе сказать. Ты просто должна поверить мне.
Они смотрели друг на друга и молчали. Молчание остановило время, сдерживало неуловимый бег секунд. Но ненадолго.
– Ты не жалеешь? – спросил Бейли.
– Как я могу жалеть, если я больше не увижу тебя?
Бейли хотел ответить, но она прижала свой маленький кулачок к его губам.
– Не надо лгать, – сказала она. – Я никогда не увижу тебя.
Она его больше никогда не увидела.
6
Глэдия болезненно ощущала, как ее тянет в настоящее через мертвую пустоту лет.
«Я так и не увидела его больше, – подумала она. – Никогда».
Она так долго защищала себя от этой горькой сладости, а сейчас окунулась в нее – больше горькую, чем сладкую, и все из-за этого типа, Мандамуса, из-за того, что Жискар попросил ее принять Мандамуса и она обещала слушаться Жискара.
Это была последняя его просьба…
Она сосредоточилась на настоящем. Сколько времени прошло? Мандамус холодно смотрел на нее.