Хиллари не зря боялся шпионов из Brain International Company. Глава ее отдела промышленной разведки, как показал военный совет глав двух корпораций, знал даже, куда выходят чьи окна в проекте, и очень досадовал, что Хиллари Р. Хармон разместил свой кабинет где-то в недрах здания, и окон у него нет. «Воистину, Принц Мрака! Только искусственное освещение…» «А подключаться через сеть не пробовали?» «Там автономный внутренний контур, — гробовым голосом сообщил главный шпион, — и, по-моему, не один…» Директора переглянулись, и все почувствовали неприязнь к Хармону. Чем это он там занимается, сидя вдали от белого света, в автономном контуре? Не иначе как изучает тайны BIC; нет чтобы открытые методички читать, а он по мозгам киборгов шарит! Зачем шарит, чего шарит, что-то он нащупает?..
…Флаер заходил на посадку уже в сплошной тьме и под проливным дождем. Хотя к нему проворно и услужливо подбежал парень с огромным прозрачным зонтом, Хиллари прошел по мокрому покрытию площадки, покрытому тонкой пленкой воды; туфли сразу намокли, а настроение испортилось. Как истый централ, к тому же проводивший жизнь в закрытых помещениях с искусственным климатом, Хиллари не любил атмосферных явлений. Вдобавок он был чистоплотен, как кошка, и мокрые следы, которые тянулись за ним по полу холла, вызывали у него раздражение. Портье приветствовал его — «Лифт уже ждет». На 32-м этаже престижного небоскреба «Мадли Монт» была только одна квартира — четы Хармонов.
Хиллари внятно назвал себя, не глядя, набрал шифр и приложил ладонь к пластине папиллографа. Родной дом опознал его — в стене, доселе ровной, появилась дверь и отъехала вбок — вход свободен.
Он вошел в коридор; дверь сзади слилась со стеной. Его не ждали — из арки, соединяющей коридор с гостиной, доносились жуткие вопли, и проем ежесекундно озарялся разноцветными сполохами. «Вечеринка, что ли?..» — пронеслось в голове Хиллари, пока он крался по коридору, чтобы внезапно появиться на пороге гостиной — где его встретил мощный рев музыки. Ударник бешено отбивал ритм, а мелодия состояла из синтезаторного воя, непрерывно изменяющего частоту.
— Та-а-ак, — протянул Хиллари, разглядывая помещение. Можно было подумать, что он вышел на крышу высотки, где нет ограждения. Перед ним неслись белые перистые облака, то заволакивая небо полностью, то распадаясь на полосы. Купаясь в облаках, неистово танцевал, вскидывая ноги выше ушей, миниатюрный, но резкий парень; его Хиллари узнал сразу: виртуальный плясун Bezz, порождение компьютерной графики — босиком, в красных брюках и в переливах затейливых татуировок; кордебалет ему составляли четыре женщины-кошки, которые извивались как змеи, обмахиваясь хвостами. Кругом летали стаи фиолетовых бабочек величиной с газетный лист. Танцоры прыгали по щиколотку в воде, разбрызгивая ее при каждом па. Волны, как и облака, привольно гуляли по полу. Хиллари посмотрел под ноги — прозрачные воды уходили в бездну этажа на три, и в синих струях двигались зловещие силуэты хищных рыб…
— Визуализированная паранойя, — констатировал Хиллари и, закрыв глаза, чтобы не мешали, смело шагнул в аквариум. Легко ориентируясь вслепую, Хиллари прошел с детства знакомую гостиную, нащупал штекер на комби-центре и вырвал его из порта. После чего открыл глаза. Вой оборвался. Голографический проектор на потолке погас; гостиная приняла свой обычный облик — широкой светлой комнаты, соединенной арками с двумя соседними, и с лестницей, ведущей вверх. У стены колыхалась квадратная гидрокровать, на которой, лежа на спине, сучил ногами и руками, словно запутавшись в проводах, человек в видеомаске, скрывавшей лицо, — он еще пару раз дрыгнул ногами в воздухе, затем сел и стал отстегивать намордник. Из одежды на нем были только трусы и майка в жуках и бабочках. Хиллари встал перед кроватью и скрестил руки на груди. Человек наконец-то открыл лицо — скуластое, с прямым носом, тонкими губами и веселыми глазами, чем-то неуловимо похожее на лицо самого Хиллари, только более мужественное и энергичное.
— Хиллари! Сынок! — приглядевшись и узнав, воскликнул отец, снимая с себя контакты, приклеенные к телу там и сям. — Привет!
— Здравствуй, Хармон-старший, — голос Хиллари был жестяным, с плохо скрытой неприязнью. — Что здесь происходит? Кто тебе позволил включать крайч-музыку?
— На прошлой неделе я завершил профилактику, и врач…
— Какой?
— Наш личный врач…
— Ты видишь в моих руках трэк? Я набираю номер…
— Я сменил врача.
— Я набираю номер. На счет «три» будет коннект. Раз, два…
— Он берет двадцать бассов за звонок с консультацией.
— Для родного отца мне ничего не жалко.
— Вот как! Тогда давай двадцатку мне, и я скажу тебе правду. Деньги должны оставаться в семье. Никто мне не разрешал, я решил отдохнуть.
Отец поснимал все наклейки и сидел, скрестив мускулистые ноги; сухожилия натянулись, а на голенях и тыле стоп росли черные волоски, контрастируя с матовой бело-розовой кожей.
— От крайч-музыки наступает разжижение мозгов, — менторским тоном начал отчитывать отца Хиллари. — Даже у молодых неоднократно отмечались спазмы сосудов сердца и мозга, влекущие за собой инфаркты, инсульты и скоропостижную смерть; а ты-то что принялся за старое?
— Может быть, я хочу, чтобы меня парализовало и ты бы подтирал мне зад, — парировал отец, развлекаясь.
— Тут и без меня найдется, кому это делать, — Хиллари улыбнулся подошедшей к нему симпатичной девушке. — Как дела, Силико?
— Здравствуй, Хиллари, — засияла она радостной улыбкой. — Тебе что-нибудь нужно?
— Чашку кофе наверх, переодеться и сухую обувь, милочка.
— Ну почему, почему, Хиллари, ты говоришь со мной как андроид, а с андроидами — как человек? — развел руками отец.
— Все уже предопределено, Хармон-старший. Таким я родился. А где мать?
— Не выдержала осады и уехала на месяц на Пасифиду.
— Хм-м…
— Ты должен был догадаться, Хиллари, что после того, как ты стал знаменит, нас буквально засыпали предложениями телестервятники и газетные хищники. Просят рассказать о твоем зачатии и прочих таких же интимных деталях. Мать сбежала, а я отключил всю внешнюю связь, взял большой заказ и как раз попробовал отдохнуть, чтобы решить эту проблему.
— Разом? Вот так?
— Мозг, Хиллари, работает даже во сне. Задействуя полисенсорные каналы, я открываю подсознательные, и тут наступает интуитивный пробой. Когда слишком много и упорно думаешь над чем-нибудь, в конце концов упираешься в мертвый узел — тогда надо полностью переключиться, отсоединить ставшее тормозом сознание, и мозг, предоставленный сам себе, где-то в глубине автоматически решит задачу — и все, готово…
— Что за проблема?
— В одной фирме сделали модернизацию, поставили новейшее железо от TRC. Команда наладки выполнила свою работу и ушла, после чего все стало сыпаться, а треть сотрудников сошла с ума. Как приходят наладчики — все работает, как уйдут — все вновь разваливается; люди болеют, фирма несет убытки… Надо в неделю все это выправить — так, плевая работа, чистая потеха.
— А это по силам тебе и трем твоим сообщникам, для смеха называющим себя «Спасителями»?
— Да только мы и можем что-то сделать в этой ситуации. Любой инженер из группы наладки будет предлагать только те решения, которые указаны в концепции фирмы и вбиты ему в голову. Лишь незацикленный и свежий человек может найти выход из тупика; тут не надо много людей, надо уметь нестандартно думать.