— Ешь, — говорил отец, с аппетитом принимаясь за еду, — натуральное мясо, натуральное пиво.
— Предпочитаю трезвый ум и полуголодный желудок. Чего-нибудь полегче нет?
— Вальс, посмотри в холодильнике, там мать запасла каких-то каракатиц — и быстро на стол. Постоянно надо приказывать, никакой инициативы. А телевизор сутками смотреть и книги из шкафа таскать — это он и без приказа справляется.
— Это хорошо. У него потребность в информации. Он развивается, переходит на новый уровень.
— Спасибо за консультацию. Еще одно скажу особо, если ты мне посоветуешь хорошую развивающую программу. Ты меня знаешь, я считаю, что если машина отлажена на первичной сборке, незачем ее без конца перенастраивать — только хуже будет. Если делать вливание — то однократно.
— Таких программ нет.
— А мне предлагали.
— Это реклама.
— Вот тебе и простор для бизнеса. Напиши, если нет.
— Времени у меня нет. Я завяз в текущей оперативной работе.
— Я уж вижу, опять кожа побелела. Устаешь очень?
— Не то слово. Работаю даже во сне.
Молчание. Тихое звяканье вилок. Хиллари что-то чертит на тарелке, опустив глаза.
— Есть проблема. Более философского плана… Ты бы мог поделиться наблюдениями?
— Ни с кем и никогда. Идеи носятся в воздухе. У интеллектуалов теперь страшная конкуренция, не успеешь договорить, а слово уже запатентовано. Но с тобой — другое дело. В чем проблема?
— В тебе. Я уже неоднократно задавался вопросом — как вы вчетвером противостоите этим громадинам с их группами наладки? В чем причина вашего успеха? Все это напоминает наше противостояние с Банш. Решив эту проблему, я бы решил проблему Банш.
Отец негромко, но довольно рассмеялся.
— Разгадка в том, что мы спецы-универсалы; мы очень талантливые люди, Хиллари, объединенные общим делом.
— Да, и у вас прекрасное обеспечение. Но у «отцов» Банш нет ни оборудования, ни машин…
— Э-э!.. Тут сложнее. Мы мастеровые — и я тоже, а уж инженеры BIC — те вообще работают только на продажу. Вот тут-то и разница. Они работают только в часы, отведенные для работы, они наемные рабочие умственного труда. Раб даже за хорошие деньги — всегда раб, без собственной воли и инициативы. А баншеры — фанатики, подлинные ученые; они работают годами, круглые сутки за идею. А если человек бьется, он обязательно добьется. Даже если говорить вслух полный бред, можно сложить гениальную строку. Из хаоса, из полного хаоса создаются идеи, а не из расчерченной схемы. Надо все сломать, чтобы начать сначала. Таков путь любой идеи. Осмысленная речь родилась из воя и бессвязных криков дикарей.
— вспомнил Хиллари строки Хлипа, — но они же одиночки? Что может сделать одиночка?
— Все. Запомни, Хиллари, идеи рождаются только в одной голове; не в коллективе, не в команде — они нужны для разработки. Только в отдельно взятой голове. В основе любой науки всегда стоял один человек. Фанатик идеи! Он и закладывал основы развития в дровяном сарае — один, вооруженный только ручкой и блокнотом.
— Но ведь это может далеко не всякий.
— Разумеется! Талант для этого нужен, талант. Или ты думаешь, что его выдают на выходе из универа? Там выдают бумагу, что имярек усвоил знания, необходимые для работы, и только. А талант — это способность творить, генерировать новое, принципиально новое. Это в крови. Кровь, Хиллари, все решает кровь. Породу создает не стадо, а производитель, родоначальник, непредсказуемое сочетание особо удачных генов. Идея, записанная в генах, и вырванная Природой из хаоса небытия. Аналогии, Хиллари, ищи аналогии. Природа одна для всех, ее информационные конструкции едины и дополняют друг друга.
— Спасибо, Хармон-старший. Кажется, я что-то нащупал.
— А помолвка-то когда? — отец так резко сменил тему разговора, что вилка Хиллари зависла в воздухе.
— Я еще не думал…
— Подумай, пожалуйста, а то следующим, кому Эрла Шварц смажет сумочкой по физиономии, будешь ты!
ГЛАВА 7
Семья покинула дом ранним утром, когда алкаши и наркоманы уже расползлись по квартирам, работяги еще не очнулись, а любовники только что заснули. Риск наткнуться на кого-нибудь на лестнице ничтожный, а если и доведется — то жители здесь равнодушные к переселениям. Въехали — здрасьте, уезжаете — без вас хуже не станет. Вчера семейка девок под командованием бабы втаскивала вещи в дом, нынче выносят — ну, мало ли! Может, они торгуют, может — воруют; это их дела.
Главарь шайки, отвечавшей за порядок в доме, зевая, принял у Чары ключи и пробормотал что-то вроде: «Мало пожили, а у нас хорошо». Двое дежурных на вахте, одуревшие за ночь от курева, кофе и игры в карты, вяло косились на снующих по подъезду взад-вперед девчат и парней с вещами, обернутыми то в мебельную мешковину, то в черный пластик, перехваченный сверху скотчем.
Дождь, ливший всю ночь, закончился под утро, оставив лужи с мусорной каймой, стихающее клокотанье ливневой канализации, влажный блеск улиц и потеки на стенах. Звон вел фургон на восток, в самую гущу манхлистого Басстауна, петляя по темным проулкам «зеленых» кварталов; напрямик до Вышки было километров сорок, но Звон боялся наскочить на злых с утра дорожных полицейских.
Компанию ему в кабине составляли Фосфор и приснувший к плечу Фосфора Рыбак, сейчас больше, чем когда-либо, похожий на покойника. Первое время в кабине царило мрачное молчание, затем Фосфор сухим голосом стал спрашивать о Вышке — что за объект, хорошо ли разведан?
— Недостройка, этажей семьдесят, — сквозь зубы ответил Звон. — Рыбак ее знает — они, сталкеры, хозяйничали там… а кое-кто и разбился. Эту Вышку раз десять перепродавали, и никто не взялся ни достроить, ни снести. А она ржавеет и гниет. Там ничего нет — ни окон, ни дверей, ни проводки… Даже манхло там жить не может. В общем, поглядишь.
Пока они добирались, снова разгружали инвентарь и перетаскивали в первый этаж Вышки, небо просветлело, но осталось низким, облачным и тускло-серым. Город загудел, засуетился, улицы наполнились машинами, а воздух — ротопланами и флаерами всех мастей. Среди летающих машин две, скользившие парой на север Синего Города, примерно в направлении осиротевшего театра «Фанк Амара», несли эмблему «NOW — Doran», и в первом флаере сидела бригада, а в другом, маленьком, — сам ведущий, потирая в руках трэк. Волк Негели посматривал на шефа с беспокойством — уж слишком Доран нервничает. И не говорит, куда и для чего летим. Как будто сомневается в своей затее.
— Скажи им, чтоб летели дальше и где-нибудь на площадке отстоялись; мы их догоним. А наш водила пусть садится здесь. Мне надо… кое с кем поговорить.
07.14. Дорана мучали сомнения — звонить? не звонить?.. Если ОНИ все же прослушивали его разговор с Маской, то уже вылетели на захват… А что сделают с ним за умолчание? Фффу, как сердце бьется… ОНИ могли сидеть на линии, ОНИ все могут — был же этот звонок от Принца Мрака!.. Или не был? Что, если все это приснилось? Даже Орменд не знает, что творится в мозгу после пытки инфразвуком и лечебных процедур. Просоночное состояние — вот как это называется, промежуток между сном и бодрствованием. В просонках являются черные люди, гигантские кошки, страшные лица заглядывают в окна… Почему бы не приглючиться звонку?.. Ведь с узла сообщили, что реально никто не звонил!..
— Будете что-нибудь заказывать? — девица-андроид склонилась к Дорану, сидящему за пустым столиком в безлюдном кафе у флаерной стоянки. Доран чуть отодвинулся, ежась. И тут они! Они всюду, проклятые куклы. Я хочу быть уверен, что они безопасны, они подчиняются — а они объявляют войну и людей похищают! Этого не должно быть. А чего хочу я, того хотят зрители, верно? И миллионы их подключатся на канал V, когда я скажу: «Трое баншеров ТОЛЬКО ЧТО взяты живьем! Прямой репортаж ДОРАНА с места событий!» «NOW» избавит вас от страха перед киборгами! Их еще много бегает на воле, сенсационных сцен на наш век хватит — поседеть успеешь, пока Хиллари всех кукол выловит… Решено — сегодня они будут драться ради моих гонораров. Мы же объявили о войне киборгов — пора бы ей начаться, наконец!..