Расхититель казенного добра отошел в сторону, но глаз с дивной квадриги не сводил - однако же, девчонки! что за компания?... Впрочем, наплевать. Они платят наличной; посредник надежный, проверенный.
Обратная процедура длилась дольше; картриджи надо было отнести к "харикэну" - а ближе чем метров На семьдесят фургон не мог подъехать - и аккуратно сложить в топливный приемник; в бою и на учениях, когда "харикэны" дозаправляют в воздухе, автоматика делает это быстро, с шорохом - а тут... Но все сработало - пошел катализ, в недрах "харикэна" утробно зарычало, из выхлопных труб, прозрачно клубя воздух, забили струи бесцветного газа. Запыхавшийся и чуток вспотевший Звон победно гикнул, показав пальцами "V"; и подмигнул Лильен, с которой за все время не удалось и десятью словами перекинуться. К большому его огорчению, и на обратном пути она в кабине не поехала - забралась с Гильзой и Рыбаком в кузов, а к нему сели Чара с Косой - обсуждать предстоящую акцию. Утешался Звон тем, что Лильен поглядывала на него ласково, говорила с ним лукаво, и улыбка то и дело пробегала по ее нежным губам. Ну, все еще впереди! И напряг минувших дней, и завтрашний монтаж гнезда для Рыбака казались ему пустяками по сравнению с тем, что обещали губы Лильен, - и ради будущего счастья стоило потрудиться. Хо-хо, завтра не только работенка предстоит - завтра опять будем вместе с ней!...
Звонки Маски и Фанка были сделаны вовремя, и оба свободных кочевника отчитались в своих похождениях, а Маска вдобавок сообщила номер и код ячейки в камере хранения вокзала, где маму ждут деньги. Это - на самый вечер, когда девочки пойдут на танцы. Пока они наряжались, Чара уделила время дневнику.
"Я - мать. - Чара остановилась на секунду, задумалась, затем продолжила писать, и аккуратные строчки начали заполнять страницу. - Я мать! Какое это огромное понятие, какой глубокий смысл заключен в этом коротком слове. Мужчина может трудиться всю жизнь, вкладывая ее в созидание, труд, строительство, творчество, - и так и не достигнуть идеала, совершенства; а женщине, чтобы состояться, достаточно родить ребенка. Все духовное богатство мира, все созидание и творчество сосредоточены в единственном слове - мать. И пусть я не родила своих девочек в физиологическом смысле, но я дала им жизнь - жизнь, полноценную, свободную и независимую. Они теперь не жалкая, бессловесная прислуга, не куклы для утех - они люди, они могут радоваться и страдать, а мой долг - быть сопричастной с ними. Мы продолжаем себя в своих детях, в них мы обретаем бессмертие. Неродившая женщина - как бесплодная смоковница. Да, велика тяжесть матери - все боли, все болезни своего ребенка: пропускает она сквозь свою душу, несет она заботы и лишения, отказывает себе в сладком куске и модной одежде - но как велико ее счастье видеть возросших детей своих - красивых и гордых. Мать все беды и радости постигает сердцем своим, и потому в ней - вся мудрость мира. Насколько я сама обогатилась духовно, став матерью! Я была секретаршей, служанкой, глупой девчонкой, знавшей только бумаги и переговоры, и считала себя умной. Сейчас я смеюсь над собой.
Тот, кто не испытал чувства страха за другого, чувства постоянной тревоги за своего ребенка, чувства радости за его достижения, кто не видел, как на твоих глазах взрослеет и меняется, становясь лучше и прекраснее, порожденное тобой существо - тот не может назвать себя познавшим жизнь. Только мать знает ее сокровенные тайны.
Но имею ли я право подвергать своих девочек такой большой опасности, рисковать их жизнью? И в этом заключена горькая истина - наши дети не наши рабы. С каждым своим шагом они уходят от нас все дальше и дальше, и нам их не остановить. Дело матери - идти рядом, чтобы успеть помочь, подхватить, вели они упадут, поддержать, чтобы они выстояли. Они сами избрали этот путь. "Уран" появился в моем доме еще тогда, когда Дымка была жива. Мы должны принять бой. Побеждает тот, кто сильнее. Если мы хотим иметь в этом мире какие-то права - мы должны драться. А как мать - я должна быть впереди".
* * *
Когда девчонки подходили к зданию, Гильза на ходу давала Лильен последние наставления!
- Они не любят, когда их называют варлокерами, сами себя они зовут "верные". Дискотеку они называют "молением" или "обращением", Энрик у них Пророк, его видеодиски - "откровение", а бога зовут Другом, ибо бог как Друг всегда присутствует в мире и всегда готов прийти на помощь.
- А разве в храме поют и танцуют? - спросила Лильен. Она встречалась со священниками и раньше, но все они были приличные, спокойные люди, которые говорили о том, как правильно жить. А сейчас она не знала, как себя вести, и сильно волновалась.
- Да, - убежденно кивнула Гильза, - и поют, и танцуют. Всякое дыхание да хвалит господа, но по-разному.
Они вошли внутрь и, пройдя по коридору с низким потолком, оказались в небольшом холле, откуда уходили вдаль коридоры, а вверх - две лестницы. Помещение под храм Друга было перестроено из подземного гаража. Вход, где раньше проезжали машины, был перегорожен стеной с широкими дверьми, а вверху сияла люминесцентная надпись "Ночной Мир". Открытые двери были перекрыты блестящей цепочкой, а рядом стояла охрана - несколько плечистых парней в черном.
- Странно, - пожала плечами Гильза, подходя ближе и волоча за собой изрядно оробевшую Лильен, - никого нет. Обычно тут стоит толпа народу...
Все парни из охраны уставились на новеньких. Зрелище того стоило. На Гильзе было надето два свитера, один больше другого и рваный, чтобы в просветах была видна яркая желтая ткань, и длинная, тоже ваная юбка, чтобы среди полотнищ мелькали точеные ноги в желтых, облегающих лодыжки ботиках Волосы она собрала в пучок, поставленный дыбом, а губы, веки и ногти покрасила в черный цвет Получилось очень стильно, хоть на первый взгляд и жутко Лильен была еще более стильной. Надеюсь, вы не забыли, что волосы ей обрезали "пилой" и обработали йорилкой. Хоть она и пыталась вымыть голову, но это ей не удалось. Неровные пряди разной длины и грязного серо-коричневого цвета торчали во все стороны, а веки, щеки и губы она сделала синими, и не по какой-то кладбищенской прихоти, а потому, что Гильза в спешке, удирая с прежней квартиры, схватила косметичку Маски, а у той теплых тонов не водилось. Пока Гильза наводила себе черные тени "под наркоманку", Лильен в растерянности выбирала между синим и зеленым, отдав в конце концов предпочтение дарвому, поскольку если синие губы еще можно было как-то стерпеть, то зеленые вызывали откровенную тошноту. Оделась она в черный, тоже Маскин, топик, который ей был мал и облегал ее туже собственной кожи, и мини-юбку. Покопавшись в своей сумке, где лежали вещи Эмбер, Лильен нашла прозрачную, вышитую змеями тунику и, несмотря на уговоры Гильзы, что она и так бесподобно выглядит, надела ее сверху. А вот колготок она не нашла, пришлось одалживать у Гильзы. Когда она натягивала их на себя, петли лопнули в двадцати местах сразу и побежали затяжками.