Затем лейтенант Арпи заметил молодого человека, одетого слишком аккуратно для фермера и стоящего рядом с ними, с нерешительностью смотря на них. Встретив взгляд офицера, парень подошёл ближе.
— Простите, — сказал Берт, а это был именно он. — Я… я слышал, как вы говорили о том, что, по-вашему, представляет собой эта штука, и я…
— Ну а, по-вашему, что это такое? — спросил Арпи несколько холодно.
— Трансатлантический ракетный корабль, — поспешно ответил Берт, желая произвести на них впечатление. — Один из тех кораблей, которые долетают от Берлина до Нью-Йорка за два часа — через стратосферу. Вы ведь видели их фотографии, не так ли?
— О-э-о… да, — солгал Арпи, не желая показать, что юноша удивил его. — Конечно, конечно. Итак, вы думаете… — он уставился на эллипсоид, словно взвешивая что-то в уме.
— На фотографиях они выглядят точно так же, как этот корабль, — с важным видом продолжил Берт. — Ракетные шахты сзади, и такие же должны быть спереди — для замедления, знаете ли. Но чего у этого корабля нет, так это крыльев. Сначала это меня озадачило, но я решил, что, поскольку эти ракетные корабли находятся на стадии эксперимента — о них и слышно-то только последние шесть месяцев — вполне может быть, что конструкцию постоянно изменяют.
В этот момент лейтенанта Арпи посетило вдохновение. У него появился шанс разгадать эту тайну до того, как корабль остынет настолько, чтобы его можно было внимательно рассмотреть, и до того пока не объявится шеф. Он поднялся на ноги.
— Как бы нам связаться с разработчиками этих ракетных кораблей?
— Позвоните в Нью-Йорк, — быстро ответил Берт. — У них там офис.
Профессор Хонштейн из Йеркской обсерватории, Уильямс-Бей, штат Висконсин, с горечью выругался, когда ассистент помогал ему выгружать фотопластинки, с помощью которых они намеривались запечатлеть изображение Сатурна.
— Чёрт возьми! Чёрт! Проклятье! — вскричал профессор, и его голос эхом отозвался в покрытом куполом помещении с телескопом, где до этого уже успели раздаться сотни проклятий. — Заканчивай с ними! Раз они испорчены, то нам не стоит с ними осторожничать.
Профессор резко щёлкнул выключателем.
— Пибоди, говорю тебе, это… это чертовски провоцирует! В самый подходящий момент проклятый метеорит — и, конечно, он оказывается ярким — вспыхивает в плоскости эклиптики. Почему… почему… он не мог выбрать другую часть неба? Его же полно…
У него была привычка подчёркивать слова покачиванием головы, и после этого раздражительного монолога он так резко дёрнул головой, выкрикивая очередное «чёрт возьми!», что Пибоди испугался за дальнейшее благополучие его шеи.
Профессор Хонштейн достал часы и одновременно попытался побороть своё раздражение.
— Хорошо, Пибоди. Мы снова зарядим кассету, сейчас только 11:30.
К часу ночи профессор раздобыл несколько фотопластин с Сатурном и удалился из обсерватории. Метеорит совершенно вылетел у него из головы из-за увлечённости работой и ненадёжности памяти… он был одним из тех, кого называют «рассеянным профессором». Но с Пибоди дело обстояло совсем не так; он был поражён видом яркого метеорита, пронёсшегося прямо над их головами и, превратившись в сверхбыструю комету, молнией устремившегося на юг. Это разожгло его любопытство, и в четыре часа он включил радио, настроившись на передачу «Ранняя пташка». То, что он услышал, заставило его броситься в комнату профессора.
— Метеорит? — рассеянно повторил профессор Хонштейн, садясь в кровати и прислушиваясь к бессвязным словам Пибоди. — А… метеорит! Что за чушь ты несёшь? Не метеорит, а металлический эллипсоид, наполовину зарытый в землю, раскалённый добела и медленно остывающий?
Пибоди кивнул.
— Что ж, позволь мне сказать тебе, — начал профессор, испытывая приступ гнева, сходный с тем, что случился у него вечером, — я собираюсь подать в суд на того, кому принадлежит эта штука, за то, что он испортил наши фотопластинки. А теперь позволь мне снова заснуть.
Начальник полиции Джолиета Сондерс с напускной серьёзностью поглаживал гладко выбритый подбородок, глядя на таинственный корабль с вершины холма и в то же время слушая лаконичный доклад лейтенанта Арпи. Начальники полиции всегда отличаются мудростью и уравновешенностью, что присущи людям, столь важным для решения социальных проблем цивилизации. Шеф полиции Сондерс отличался особой проницательностью и осведомлённостью; если не смотреть ему в лицо, можно было подумать, что он, должно быть, обладает безграничными знаниями. В данный момент его невозмутимое выражение лица маскировало мозг, породивший дюжину мыслей, так перемешавшихся под его черепной коробкой, что не осталось ни одной уцелевшей. Внимательный наблюдатель мог бы заметить пустоту в его взгляде, свидетельствовавшую о полном недоумении, в котором пребывал фунт или около того его серого вещества.