— Нет, — сказала Глэдия.
Она старалась не выражать эмоций.
— Я думаю, что вы правы, если только люди не перестанут отличать космонитов от поселенцев. Это и есть моя цель — научить их не различать.
— Я задерживаю ваш обед, — сказал Д.Ж.
Он взглянул на часы:
— Могу я поесть с вами?
— Конечно.
Д.Ж. встал.
— Тогда я пойду и принесу. Я бы послал Дэниела или Жискара, но не хочу привыкать приказывать роботам. Кроме того, хотя команда и обожает вас, ее обожание вряд ли распространяется на ваших роботов.
Глэдии, в сущности, не хотелось есть, когда ДЖ принес еду. Она еще не могла привыкнуть к недостатку тонкости во вкусе пищи, приготовление которой было, видимо, унаследовано от земного. Но особо неприятной еда не была, и Глэдия флегматично ела. ДЖ заметил недостаток энтузиазма в ней и спросил:
— Надеюсь, пища не вредна вам?
— Нет. Видимо, я привыкаю. Сначала было несколько неприятных эпизодов, но ничего серьезного.
— Я рад этому. Но вот что, мадам…
— Да?
— Можете ли вы представить причину, по которой аврорское правительство столь настойчиво желает вернуть вас? Дело не в нашем обращении с надзирательницей и не в вашей речи. Требование было выложено до того, как они могли узнать об этих событиях.
— В таком случае, — грустно сказала Глэдия, — я вовсе не нужна им, и никогда не была нужна.
— Но что-то должно быть. Я же говорил вам, что письмо было от имени Председателя Совета Авроры.
— В данном случае именно этого Председателя можно рассматривать как подставное лицо.
— Да? И кто же стоит за ним? Келдин Амадейро?
— Точно. Значит, вы его знаете?
— О, да, — мрачно ответил Д. Ж. — Центр антиземного фанатизма. Человек, который был политически стерт доктором Фастольфом два столетия назад, но выжил и угрожает нам снова. Вот пример долголетия мертвой руки.
— Но тут такая странность: Амадейро — человек мстительный. Он знает, что причиной его поражения, о которой вы упомянули, был Илайдж Бейли, и уверен, что я тоже принимала в этом участие, и его крайняя неприязнь распространяется и на меня. Если Председатель хочет видеть меня, то потому лишь, что этого хочет Амадейро, а зачем я нужна Амадейро? Он должен быть рад, что избавился от меня. Наверное, именно потому он послал меня с вами на Солярию, рассчитывая, что ваш корабль погибнет, и я вместе с ним. Это ничуть не огорчило бы Амадейро.
— Он не стал бы оплакивать вас, да? Но вам, надо полагать, никто не сказал: «Поезжайте с этим дураком-поселенцем, и мы порадуемся, что вас там убьют»?
— Нет. Мне сказали, что вы страшно нуждаетесь в моей помощи, что в настоящее время существует политика сотрудничества с Поселенческими Мирами, и для Авроры будет великим благом, если я по возвращении сообщу обо всем, что происходит на Солярии.
— Да, конечно, они должны были сказать так. Но когда, вопреки их ожиданиям, наш корабль вернулся, а аврорский погиб, им, конечно, захотелось узнать из первых рук о происшедшем. Следовательно, когда я увез вас на Бейлимир вместо Авроры, они взвыли и потребовали вашего возвращения. Так вполне могло быть. Но сейчас-то им известна вся история, так зачем им вы? Хотя они это знают из гипервидения Бейлимира, и, может быть, не принимают на веру. Но все-таки…
— Что все-таки, Диджи?
— Все-таки инстинкт мне говорит, что в их послании сквозит желание не только послушать ваш рапорт. За настойчивостью требования, мне кажется, скрывается что-то другое.
— Но ничего другого не может быть, — сказала Глэдия.
— Хотел бы я знать, — задумчиво ответил Д.Ж.
— Я тоже хотел бы знать, — сказал ночью Дэниел из своей ниши.
— О чем, друг Дэниел? — спросил Жискар.
— Об истинном значении послания с Авроры, требующего возвращения леди Глэдии. Мне, как и капитану, желание получить рапорт кажется не вполне достаточным.
— У тебя есть альтернативное предположение?
— Есть одна мысль.
— Могу я узнать ее?
— Мне думается, что в требовании Совета Авроры содержится нечто большее, чем говорится; и они, возможно, желают видеть не мадам Глэдию.
— Кого же они еще могут получить, кроме мадам Глэдии?
— Друг Жискар, мыслимо ли, чтобы леди вернулась без нас?
— А зачем мы с тобой нужны Совету Авроры?
— Я им не нужен, а ты уникален, потому что можешь чувствовать мозг.
— Так-то так, друг Дэниел, но они этого не знают.
— А не может быть так, что после нашего отъезда они каким то образом обнаружили, что это факт, и горько пожалели, что отпустили нас?
— Нет этого не может быть, — без колебаний сказал Жискар.