— Месяцев?
— Я уверен в этом. Поэтому первое, что мы должны сделать, это избегать провокации. Мы погубим все, если ввяжемся в конфликт без необходимости, и потерпим урон, даже если и победим, а зачем нам это? Через какое-то небольшое время у нас будет полная победа без сражения и без урона. Бедная Земля!
Глэдия следила за шаром Авроры на экране. Ее облачный покров, казалось, охватывал полукругом толстый серп, блестящий от солнца.
— Мы, конечно, не настолько близко, — сказала она.
— Нет.
ДЖ улыбнулся:
— Мы видим ее через мощные линзы. Нам еще осталось несколько дней, считая спиральное приближение. Если бы поставить антигравитационную тягу, о которой физики только мечтают, но сделать, похоже, пока не могут, космический полет был бы проще и быстрее. А сейчас наши Прыжки могут безопасно доставить нас лишь на приличное расстояние от планетной массы.
— Странно, — задумчиво сказала Глэдия.
— Что именно, мадам?
— Когда мы легли на Солярию, я думала: я еду домой, но когда высадилась там, обнаружила, что я вовсе не дома. Теперь мы идем к Авроре и я думала: вот теперь я еду домой, но нет, та планета тоже не дом.
— Где же тогда ваш дом, мадам?
— Сама начинаю задумываться. Но почему вы так упорно зовете меня «мадам»?
Д.Ж. удивился:
— Вы предпочитаете «леди Глэдия»?
— Это тоже насмешливая почтительность. Разве вы так настроены по отношению ко мне?
— Конечно, нет. Но как еще поселенец должен обращаться к космонитке? Я пытаюсь быть с вами вежливым и соблюдать ваши обычаи, чтобы вы чувствовали себя хорошо.
— Но я не чувствую себя хорошо. Называйте меня просто Глэдия. Ведь я зову вас просто Диджи.
— Это мне вполне подходит, хотя перед моими людьми я предпочту, чтобы вы называли меня капитаном, и буду звать вас «мадам». Дисциплину надо поддерживать.
— Да, конечно, — рассеянно ответила Глэдия.
Она снова посмотрела на Аврору:
— У меня нет дома.
Она вдруг повернулась к Д.Ж:
— Вы могли бы взять меня на Землю, Диджи?
— Вероятно, — сказал он.
Он улыбнулся:
— Но вы не захотите, Глэдия.
— Я думаю, что захочу, если не утрачу храбрость.
— Но ведь существует инфекция, а космониты ее боятся, верно?
— Может быть, даже излишне. В конце концов, я знала вашего предка и не заразилась. Я была на его корабле и осталась жива. И вы сейчас рядом со мной. Я даже была в вашем мире, где тысячи людей окружали меня. Я думаю, что выработала некоторую сопротивляемость.
— Должен сказать, что на Земле в тысячу раз больше народа, чем на Бейлимире.
— Пусть так, — тепло сказала Глэдия. — Я полностью изменила свои мысли о многих вещах. Я говорила вам, что после более чем двух столетий жизни ничего не остается, но оказывается — есть. То, что произошло со мной на Бейлимире — моя речь и ее воздействие на людей — было совершенно новым, чем-то таким, что я никогда не представляла. Я словно родилась заново, начала с первого десятилетия. Теперь мне кажется, что я умру молодой и пытающейся бороться со смертью, а не старой, усталой, приветствующей ее.
— Здорово) — сказал Д.Ж.
Он поднял руку шутливо-героическим жестом:
— Вы говорите как в героическом фильме. Вы когда-нибудь видели их на Авроре?
— Конечно. Они очень популярны.
— И вы их повторяете или в самом деле имеете в виду то, что говорите?
Глэдия рассмеялась:
— Полагаю, что говорю довольно глупо, Диджи, но, как ни странно, именно это я имела в виду, когда сказала — если не утрачу храбрость.
— В таком случае, мы поедем на Землю. Я не думаю, что вас будут рассматривать как военную ценность, особенно, если вы сделаете полный рапорт о событиях на Солярии и дадите честное слово космонитки — если это у вас принято — что вернетесь обратно.
— Но я не хочу возвращаться.
— Когда-нибудь можете захотеть. А теперь, миле… я хотел сказать, Глэдия, мне всегда приятно разговаривать с вами, и меня вечно подмывает потратить на это больше времени, но я нужен врубке управления. Если они могут обойтись без меня, лучше будет, чтобы они это не обнаружили.
— Это твоя работа, друг Жискар?
— Что ты имеешь в виду, друг Дэниел?
— Леди Глэдия желает ехать на Землю и, возможно, даже не возвращаться. Это желание настолько противоречит тому, что пожелал бы космонит, что я подозреваю в нем твою работу над ее мозгом.
— Я даже не касался ее, — сказал Жискар. — Очень трудно изменять человеческий мозг, находясь в тисках Трех Законов, изменять его особую индивидуальность, потому что безопасность его находится в прямой зависимости от трудности.