— Да, я знаю. Я не думаю, чтобы там был кто-либо еще.
— Ну, так вот… — продолжал Бейли.
Он начал надевать белье и делал это медленно, чтобы не напутать и не быть вынужденным обращаться за помощью.
— Расскажите мне насчет Председателя. Я читал, что он главный ответственный чиновник на Авроре, но что это просто почетное звание. Значит, он не имеет власти?
— Боюсь, коллега Илайдж…
Вмешался Жискар:
— Сэр, я больше знаю о политическом положении на Авроре, чем друг Дэниел: я существую дольше. Не позволите ли вы мне ответить на ваш вопрос?
— Конечно, Жискар.
— Когда впервые организовалось правительство Авроры, — начал Жискар дидактическим тоном, — было установлено, что ответственный чиновник выполняет только церемониальные обязанности. Он встречал сановников других планет, открывал заседания Совета, председательствовал на обсуждениях и голосовал только при равном количестве голосов. Но после Речного Спора…
— Да, я читал, — прервал его Бейли. — Это был особо темный эпизод в аврорской истории, когда спор по поводу распределения гидроэлектрической энергии чуть не привел к гражданской войне. Не вдавайтесь в детали.
— Хорошо, сэр. После Речного Спора было решено впредь не допускать, чтобы спор угрожал аврорскому обществу. Стало обычаем улаживать все конфликты частным и мирным порядком вне Совета. Когда члены Совета, наконец, голосуют, всегда бывает большой перевес голосов в ту или в другую сторону. Ключевая фигура в улаживании споров — Председатель Совета. Он держится над схваткой, и его власть, теоретически пусть и мнимая, на практике весьма значительна, пока он держится именно так. Поэтому Председатель ревниво охраняет свою объективность, и, пока это ему удается, он обычно выносит решение, улаживает любой спор в том или ином направлении.
— Вы хотите сказать, что Председатель выслушает меня, Фастольфа, Амадейро и затем вынесет решение?
— Вероятно. С другой стороны, сэр, он может не быть убежден и потребует других свидетельств, других мыслей.
— А когда Председатель вынесет решение, примет ли его Амадейро, если оно против него? Или доктор Фастольф?
— Это не обязательно. Почти всегда кто-то не согласен с решением Председателя, а доктор Амадейро и доктор Фастольф — своевольные и упрямые индивидуумы, если судить по их действиям. Однако, большая часть членов Совета согласится с решением Председателя, каково бы оно ни было. Доктор Фастольф или доктор Амадейро — в зависимости от того, против кого решит Председатель — могут быть уверены, что при голосовании окажутся в меньшинстве.
— Насколько вы уверены в этом, Жискар?
— Почти полностью. Срок службы Председателя обычно тридцать лет, с возможностью переизбрания на следующие тридцать лет. Если голосование пройдет против рекомендации Председателя, он вынужден будет немедленно подать в отставку, и настанет правительственный кризис. Совет будет искать другого Председателя в условиях жестких споров. Лишь очень немногие советники пожелают идти на такой риск, так что шанс на получение большинства голосов против Председателя почти нулевой.
— Значит, все зависит от этой утренней конференции, — мрачно сказал Бейли.
— Очень похоже на то.
— Спасибо, Жискар.
Бейли угрюмо выстраивал и перестраивал боевой порядок своих размышлений. Они вроде бы обнадеживали, но не известно, что скажет Амадейро или что может понравиться Председателю. Эту встречу организовал Амадейро, и он, видимо, очень уверен в себе.
Тут Бейли вспомнил, что когда он засыпал, держа в объятиях Глэдию, он еще раз увидел значение всех этих событий на Авроре. Все казалось ясным, очевидным и надежным, и в третий раз это ушло, исчезло, как будто никогда и не появлялось. И с этим, похоже, уходили и его надежды.
Дэниел проводил Бейли в комнату, где был сервирован завтрак. Она была уютнее, чем обычная столовая: маленькая комната, в которой были только стол и два кресла. Дэниел ушел, но не в нишу.
Здесь вообще не было ниш, и на минуту Бейли почувствовал, что он совершенно один в комнате.
На самом-то деле он, конечно, не был один в комнате. Позови — и тут же появятся роботы.
Но все-таки это была комната для двоих, комната без роботов, комната для любовников.
Вошла Глэдия, нарядно одетая, с блестящими волосами. Она на миг остановилась и слегка улыбнулась.
— Илайдж!
Бейли, слегка удивленный неожиданной переменой в ней, вскочил.
— Как дела, Глэдия? — запинаясь, спросил он.
Она выглядела веселой и беззаботной:
— Если ты беспокоишься о Дэниеле, то напрасно. Он в полной безопасности. Что касается нас…
Она подошла к Бейли и медленно погладила его по щеке, как когда-то на Солярии, и засмеялась:
— Тогда я сделала только это, Илайдж. Помнишь?
Он молча кивнул.
— Ты хорошо спал? Садись, дорогой.
Он сел.
— Очень хорошо, спасибо тебе, Глэдия.
Он не решился вернуть ей ласковое обращение.
— Меня не за что благодарить. Я спала лучше, чем когда-нибудь. Этого не было бы, если бы я не ушла из твоей постели, когда удостоверилась, что ты крепко спишь. Если бы я осталась, как мне хотелось, я бы надоела тебе снова, и ты не успел бы отдохнуть.
Он почувствовал необходимость быть галантным:
— Есть вещи более важные, чем отдых, Глэдия.
Он сказал это так официально, что Глэдия снова засмеялась:
— Бедный Илайдж! Ты смущаешься?
Факт, что она заметила это, смутил его еще больше. Он ожидал встретить раскаяние, отвращение, стыд, подчеркнутое безразличие, слезы — все, кроме сегодняшнего эротического поведения.
— Ну, не переживай. Ты голоден? Ты почти не ел вчера. Прими в себя немного калорий, и ты почувствуешь себя гораздо крепче.
Еда была очень вкусной, и Бейли едва успевал глотать.
— Тебя смущает прошлая ночь, Илайдж? И больше ты ничего не ощущаешь?
«Ну что тут ответить?» — подумал Бейли.
— Боюсь, что да, Глэдия. Это отнюдь не все, что я ощущаю, но я действительно смущен. Я землянин, но в то время это слово для тебя ничего не значило. В прошлую ночь ты беспокоилась обо мне, о том, как на меня подействовала гроза, ты заботилась обо мне, как о ребенке, сочувствовала мне, возможно, из-за травмы, вызванной твоей потерей, и ты пришла ко мне. Но это у тебя пройдет — я удивлен, что еще не прошло — и ты вспомнишь, что я землянин, и почувствуешь себя униженной и запятнанной. Ты возненавидишь меня за то, что я тебе сделал, а я не хочу, чтобы ты меня ненавидела.
Если он выглядел таким же несчастным, каким себя чувствовал, то он и в самом деле был очень несчастен.
Наверное, она так и подумала, потому что потянулась к нему и взяла его за руку:
— Я не стану ненавидеть тебя, Илайдж. За что? Ты не сделал ничего такого, против чего я стала бы возражать. Я сделала это, и буду радоваться этому всю жизнь. Ты освободил меня одним прикосновением два года назад, а в прошлую ночь освободил меня еще раз. Два года назад я узнала, что могу чувствовать желание, а сегодня ночью узнала, что снова могу почувствовать его после Джандера… Илайдж, останься со мной!
— Как я могу, Глэдия? Я должен вернуться на свою планету. У меня там есть определенные обязанности и цели, а ты не можешь ехать со мной. Ты не можешь жить нашей земной жизнью. Ты умрешь от земных болезней, если скученность и замкнутость Города не убьют тебя раньше. Ты же понимаешь.
— Насчет Земли я понимаю. Но тебе не обязательно уезжать немедленно.
— Еще утро не кончится, как Председатель может приказать мне уехать.
— А ты не соглашайся, — энергично возразила Глэдия. — Если на то пошло, мы можем уехать на другой Внешний Мир. Их много, мы можем выбирать. Неужели Земля так много значит для тебя, что ты не хочешь жить на Внешнем Мире?
— Я мог бы прибегнуть к отговоркам и сказать, что ни на одном из Внешних Миров не смогу жить постоянно. Ты и сама это знаешь. Но не это главное. Даже если бы какой-то Внешний Мир согласился бы принять меня, Земля так много для меня значит, что я не могу отвернуться от нее. Даже если это значит — расстаться с тобой.