А она продолжала:
— Я хотела бы сделать для тебя все это сама. Я злилась на роботов, что они сохраняют за собой право быть добрыми к тебе… и отдавать. Когда я подумала, как я сама делала бы все это, во мне стало подниматься сексуальное возбуждение, чего не было со смерти Джандера. И тут мне пришло в голову, что в моем единственном удачном сексе я только получала. Джандер отдавал все, что я хотела, но никогда не брал. Он не был способен получать, потому что его единственной радостью было быть приятным мне. Мне и в голову не приходило отдавать, потому что я воспитывалась, наблюдая роботов, и знала, что они не могут брать. Пока я смотрела, я подумала, что знаю только половину секса, и мне страстно захотелось испытать и другую половину. Потом, когда ты ел горячий суп, ты, как мне показалось, пришел в себя и выглядел сильным. Ты был достаточно сильным, чтобы утешать меня, и из-за того, что я чувствовала к тебе, пока роботы о тебе заботились, я больше не боялась, что ты с Земли, и хотела быть в твоих объятиях. Когда ты обнял меня, и из-за неудовлетворенности, которую я ощутила, потому что снова получала, а не отдавала… Ты сказал: «Простите, Глэдия, я должен сесть». О, Илайдж, это было самое чудесное из всего, что ты мог бы сказать мне.
Бейли покраснел.
— Это меня страшно расстроило — такое признание в слабости…
— Это было именно то, чего я хотела. Это вызвало во мне дикое желание. Я заставила тебя лечь в постель и пришла к тебе, и в первый раз в жизни я отдавала. Я ничего не брала. И чары Джандера исчезли. Я поняла, что он меня тоже не удовлетворял. Нужно иметь возможность и получать и отдавать. Илайдж, останься со мной!
Бейли покачал головой:
— Глэдия, даже если я разорву свое сердце пополам, это ничего не изменит. Я не могу остаться на Авроре. Я должен вернуться на Землю, а ты не можешь приехать ко мне.
— А если смогу?
— Зачем говорить глупости? Пусть бы ты и смогла приехать, я очень скоро стану ненужным тебе. Через двадцать, самое большее, через тридцать лет я буду стариком, а возможно, даже умру, а ты целые столетия останешься такой же, как сейчас.
— Но я это и имею в виду, Илайдж. На Земле я подхвачу ваши инфекции и тоже скоро состарюсь.
— Зачем тебе это? Кроме того, старость — не инфекционная болезнь. Просто, человек быстро слабеет и умирает. Глэдия, ты найдешь себе другого мужчину.
— Аврорца?
— Ты научишь его. Теперь, когда ты знаешь, как получать и отдавать, ты научишь его, как это делать.
— Разве они хотят научиться?
— Кто-то наверняка захочет. У тебя много времени впереди, ты найдешь того, кто захочет. Есть…
«Нет, — подумал он, — неразумно сейчас упоминать о Гремионисе, но, может быть, если он придет к ней и будет менее вежливым и чуточку более решительным…»
Она задумалась:
— Возможно ли это? О, Илайдж, ты помнишь все, что было ночью?
— Должен признаться, — грустно сказал он, — что кое-что, к сожалению, в тумане.
— Если бы ты помнил, ты не захотел бы расставаться со мной.
— Я вовсе не хочу оставлять тебя, Глэдия, но я должен.
— А потом ты казался таким совершенно счастливым, таким спокойным. Я угнездилась на твоем плече и слышала, как бьется твое сердце — сначала быстро, а потом все медленнее, а потом ты вдруг сел. Ты помнишь это?
Бейли вздрогнул, чуть отстранился от Глэдии и взглянул в ее глаза:
— Нет, не помню. Что ты имеешь в виду? Что я сделал?
— Я же говорю — ты вдруг сел.
— Да, а еще что?
Сердце его заколотилось. Три раза какая-то истина являлась ему, но в первые два раза полностью исчезла, а в третий раз с ним была Глэдия. У него была свидетельница.
— Больше, в сущности, ничего, — сказала она. — А в чем дело, Илайдж? Ты не обращал в тот момент на меня внимания. Ты сказал: «Вот оно, наконец!» Ты говорил невнятно, глаза у тебя блуждали. Я даже немного испугалась.
— Я сказал только это? О, дьявол! Глэдия, не сказал ли я что-нибудь еще?
Глэдия нахмурила брови:
— Но когда ты снова лег, я сказала: «Не бойся, Илайдж, ты теперь в безопасности». Я погладила тебя, и ты снова заснул, даже захрапел. Я никогда не слышала храпа раньше, но читала…
Эта мысль ее явно забавляла.
— Послушай, Глэдия, я сказал: «Вот оно!» Я сказал, что это именно?
— Нет. Не могу вспомнить. Постой, ты сказал очень тихо: «Он пришел первым».
— «Он пришел первым». Я так сказал?
— Да. Я подумала, что ты имеешь в виду Жискара, который нашел тебя раньше других роботов, и снова переживаешь те страхи, которые охватили тебя — в грозу. Потому я и сказала: «Не бойся, Илайдж, теперь ты в безопасности», и гладила тебя, пока ты не успокоился.
— «Он пришел первым». Теперь я не забуду. Глэдия, спасибо тебе за эту ночь, спасибо за то, что ты рассказала мне сейчас.
— А разве есть что-то такое уж важное в твоих словах, что Жискар первым нашел тебя? Это же так и было, ты знаешь.
— Наверное, не то, Глэдия. Это нечто такое, чего я не знаю, но ухитрился понять только когда мой мозг полностью был расслаблен.
— Ну, и что это значит?
— Пока не знаю, но раз я так сказал, это должно что-то значить. В моем распоряжении примерно час, чтобы вспомнить это.
Он встал.
— Теперь мне пора идти.
Он сделал несколько шагов к двери, но Глэдия бросилась к нему, протягивая руки:
— Подожди, Илайдж!
Бейли наклонился и поцеловал ее. Долгую минуту они стояли, обнявшись.
— Я еще увижу тебя, Илайдж?
— Не знаю, — печально сказал он. — Но я надеюсь.
Он пошел искать Дэниела и Жискара, чтобы сделать необходимые приготовления к предстоящей конференции.
Плохое настроение Бейли усилилось, пока он шел по длинной лужайке к дому Фастольфа. Роботы шли рядом с двух сторон.
— Как зовут Председателя Совета, Дэниел?
— Не могу сказать. Когда о нем упоминали в моем присутствии, его всегда называли Председателем. И обращаются к нему «мистер Председатель».
Жискар сказал:
— Его имя Рутилен Гордер, сэр, но официально его так никогда не называют, а пользуются только титулом. Это создает впечатление несменяемости и незыблемости правительства. Людям, занимающим это положение, назначается определенный индивидуальный срок пребывания на этом посту, но «Председатель» существует всегда.
— А этому особо индивидуальному Председателю сколько лет?
— Он стар, сэр. Ему 331 год.
— Он в добром здравии?
— По-видимому, да, сэр.
— Ест какие-нибудь данные о нем, могущие помочь мне в подготовке к встрече?
Жискар, казалось, был поставлен в тупик. Помолчав, он сказал:
— Трудно сказать, сэр. Он работает второй срок, считается деятельным Председателем. Он много работает и добивается положительных результатов.
— Он вспыльчивый или терпеливый, властный или отзывчивый?
— Вы сами должны судить о таких вещах, сэр.
— Коллега Илайдж, — сказал Дэниел. — Председатель выше предвзятости. Он справедлив и беспристрастен в решениях.
— Я уверен в этом, — пробормотал Бейли, — но решения абстрактны, как «Председатель», в то время как индивидуальные председатели конкретны и могут иметь конкретные мозги.
Он покачал головой. Его собственный мозг имел сильную потребность в конкретизации. Три раза приходила мысль о чем-то, три раза исчезала. Теперь он имел собственные комментарии на время прихода этой мысли, но и они пока не помогали.
«Он пришел первым».
Кто пришел первым? Куда?
Ответа Бейли не находил.
Фастольф ждал Бейли у двери своего дома. Позади него стоял робот. Бейли уставился отсутствующим взглядом на робота и с некоторым затруднением перевел взгляд на Фастольфа. Он, сам не зная, почему, думал о роботах.
— Рад видеть вас снова, доктор Фастольф, — сказал он.
Он протянул руку. После встречи с Глэдией он как-то забыл, что космониты неохотно идут на контакт с землянином.