– Доктор Фастальф, я не сомневаюсь, что вы человек порядочный. Однако, вы играете со мной. Когда я первый раз спросил вас, зачем вы отдали Джандера Глэдис, вы не сказали мне того, что говорили сейчас, причем говорили заметно эмоционально. Вашим первым побуждением было увернуться, помедлить, потянуть время, ответить вопросом. В конце концов, вы ответили, но почему этот вопрос в начале смутил вас? Простите мою настойчивость, но я должен знать, и, поверьте, не из личного любопытства. Если то, что вы скажете мне, не пригодится в деле – считайте, что это ушло в черную дыру.
Фастальф сказал тихо:
– Честно говоря, я и сам не знаю, почему парировал ваш вопрос. Вы неожиданно поставили меня перед чем-то, чего я, возможно, не хотел видеть. Дайте мне подумать.
Они некоторое время молчали. Слуга убрал со стола и вышел. Дэниел и Жискар, вероятно, охраняли дом. Мужчины были одни.
Наконец Фастальф сказал:
– Я не знаю, что должен сказать, но позвольте мне вернуться на несколько десятилетий назад. У меня две дочери. Вы, наверное, это знаете. Они от разных матерей…
– А вы хотели бы иметь сыновей?
Фастальф был искренне удивлен.
– Нет, отнюдь. Мать моей второй дочери хотела сына, как мне кажется, но я не дал согласия на искусственное оплодотворение отобранной спермой – пусть даже моей, а настаивал на естественном броске генетических игральных костей, потому что предпочитаю в жизни игру случая, а, может быть, и потому, что надеялся на появление дочери. Понимаете, я принял бы и сына, но почему-то предпочитаю дочерей. Ну, так вот, моя половина произвела на свет дочь, и это стало одной из причин того, что вскоре после родов мать расторгла брак. Но, с другой стороны, большой процент браков расторгается после родов в любом случае, так что, может, это и не было причиной.
– Она взяла ребенка с собой?
Фастальф ошеломленно взглянул на Бейли.
– Зачем? Ох, я забыл, что вы с Земли. Конечно, нет. Ребенка должны были отдать в ясли, где за ним будет правильный уход. Но моя дочь – он сморщил нос, как бы смутившись, – туда не попала, я решил взять ее себе. Это законно, но необычно. Я был совсем молод, не дошел еще до сотенной отметки, но уже сделал вклад в роботехнику.
– И вы справились?
– Вы имеете в виду, что успешно воспитывал ее? Да. Я привязался к ней. Я назвал ее Василией. Это имя моей матери. У меня бывают порывы чувствительности, вроде любви к моим роботам. Я, конечно, никогда не видал своей матери, но ее имя было в моей карте. Она еще жива, насколько я знаю, так что я мог бы увидеть ее, но, по-моему, как-то неприятно встретиться с человеком, в чьем животе когда-то был… Так о чем я говорил?
– Что вы назвали дочь Василией.
– Я взял ее к себе и в самом деле полюбил ее. Очень. Но, конечно, это смущало моих друзей, и я держал ее подальше от них, когда встречался с ними. Однажды, когда у меня был доктор Сартон и мы разговаривали о самых разных проектах программ для человекоподобных роботов, она прибежала в слезах и бросилась ко мне. Ей было всего семь лет. Я обнял ее, поцеловал, забыв о деле, что было совершенно непростительно. Сартон ушел, шокированный и крайне возмущенный. Только через неделю я смог возобновить с ним контакт и закончить обсуждение. Дети не должны бы таким образом действовать на людей, я думаю, но у нас их мало, и их почти не видно.
– А ваша дочь Василия любила вас?
– Да, по крайней мере, до… она очень любила меня. Я следил за ее учебой и старался, чтобы мозг ее развился полностью.
– Вы сказали, что она любила вас до… чего-то. Вы не закончили фразу. Значит, настало время, когда она перестала любить вас. Когда это случилось?
– Став достаточно взрослой, она захотела иметь свой дом. Это вполне естественно.
– А вы не хотели этого?
– Как не хотел? Конечно, хотел. Вы, кажется, считаете меня чудовищем, мистер Бейли.
– Могу я предположить, что, как только она достигла возраста, позволяющего иметь собственный дом, она уже не испытывала к вам тех чувств, какие, естественно, имела, пока жила в вашем доме и зависела от вас?
– Все гораздо сложнее. Видите ли… – Фастальф выглядел смущенным. – Я отказал ей, когда она предложила мне себя.
– Она предложила себя вам? – в ужасе ахнул Бейли.
– Это было вполне естественно, – небрежно сказал Фастальф. – Она знала меня лучше, чем кого-нибудь. Я инструктировал ее в сексе, поощрял к эксперименту, водил ее на Игры Эроса, словом, делал для нее все, что мог. Надо было предполагать, что может случиться, но я был так глуп, что не подумал об этом и попал в ловушку.