В этих мыслях он ударил небольшой железной палочкой в колоколец, висевший тут же на столе, на деревянной подставке.
В дверях в ту же секунду столкнулись казачок, истопник и комнатный.
– Позвать князя Андрея! – сказал князь Василий Дмитриевич.
Все трое бросились как угорелые.
IV
Князья Зацепины
Князь Василий Дмитриевич все еще сидел перед своими столбцами рукописей, взглядывая то на ту, то на другую и отыскивая в них те места, которые особо останавливали на себе его внимание, когда вошел его сын, молодой княжич Андрей Васильевич.
Он остановился при входе в горницу, видимо желая угадать, что угодно отцу: чтобы он подошел к нему или на месте выслушал бы его приказания.
– А, Андрюха! – сказал отец, вздрогнув как-то особо своими густыми, нависшими бровями. – Поди-ка сюда, садись, поговорим!
Сын скромно подошел к отцу, поцеловал его руку и безмолвно сел на скамье подле стола.
– Ты знаешь ли, куда я думаю отправлять тебя?
– Нет, батюшка, не знаю!
– В Питер!
– В Питер?
И на лице сына выразилось полнейшее недоумение.
– Да, в Питер, и надолго!
– А что, разве опять требовать стали?
– Нет, не требуют, Андрей. Я сам думаю отправлять!
– Твоя воля, батюшка. Коли велишь в Питер ехать, я и в Питер поеду, только, кажись, зачем бы?
– Зачем? На службу царскую!
– На службу?
И у сына задрожали уголки губ.
– Да, на службу. Приходится, видно, и нам себя закабалить!
Сказав это, Василий Дмитриевич задумался.
– Что же, батюшка, ты меня в служилые князья обратить хочешь? – сдержанно, но с нервным раздражением спросил Андрей Васильевич.
– Выходит, что в служилые. Что ж делать-то, когда время такое?
– Прости, батюшка, ты знаешь, я твой послушник, но что же с тобой случилось? Обнищал ты, что ли? Али новая невзгода какая над нами стряслась? Али, может, на меня за что гневаться изволишь?
– Нет, Андрей, не обнищал я, слава богу! Невзгоды никакой особой также не вижу, и сердиться мне на тебя не за что. Ты сын мой возлюбленный, мой первенец, и о тебе первая забота моя. Но вот думаю я, ночей не сплю, все думаю: видно, того время требует, видно, воля Божия!
Отец опустил локти на стол и положил на руки свою голову, перебирая и трепля пальцами свои седые волоса.
Сын безмолвно смотрел на отца, но видно было, как щеки и губы его белели, глаза покрывались туманом, кровь отливала от лица.
– Слушай, – сказал отец, поднимая голову, – ты молод, но уже можешь понять дело нашего рода, дело князей Зацепиных! А для рода своего, для нашего славного имени мы себя жалеть не должны. Ты помнишь деда, помнишь последние слова его? Теперь спрашиваю: чем и как мы можем возвысить свой род? Смотри кругом, что видишь? Все бьется, мечется, идет вперед. Одни мы стоим и, ясно, отстаем. Все стремится к сближению, к объединению. Все понимают, что в единстве – сила. Мы только стоим за раздельность, за особенность, стоим за прошлое. Есть ли возможность, чтобы мы побороли всех, а главное, победили время, которое, видимо, не за нас? По-моему, нет. Ты как думаешь?
– Я, батюшка, об этом никогда не думал, – отвечал скромно князь Андрей, – но когда ты спрашиваешь, само собою думается, одному всех не побороть.
– А теперь мы именно почти одни. Правда, есть еще несколько отраслей нашего же дома… но все это капля в волнах нашей Волги. Да и тут, смотря на эти отрасли, право, подумаешь, что и монах, и паломник правы. Они оба, будто согласившись, говорят: началом такой особенности рода Рюриковичей была гордость, а продолжение ее ад нашего времени – дикость и леность.
Сказав это, Василий Дмитриевич легонько ударил по лежавшим перед ним столбцам рукописей.
Сын молчал.
– А поднимается ли, возвышается ли имя, расцветает ли род от лености и дикости? Разумеется, нет! Поэтому поневоле подумаешь, не прав ли был князь Ромодановский, когда говорил он твоему деду, моему отцу: «Эх, князь, пролитое полным не бывает, выше лба уши не растут! Прошлое ушло, надо начинать сызнова!»
Сын молчал, стараясь угадать, что разумеет под всем этим отец.
– А если Ромодановский прав, – продолжал Василий Дмитриевич, – то как же не сказать, что, видно, не летать кулику ясным соколом, не сиять княжеству Зацепинскому своим собственным, родовым светом! Время не то. Будут или нет князья Зацепины великими людьми, но уже не в прежнем своем величии, а в новом порядке дел.
– Что же делать, батюшка?
– Что делать, по-моему – ясно. Склониться перед временем, или время нас сокрушит.