Не до закусок и смотров было рязанским князьям. У них на сердце камень лежал. Но что ж делать-то? Волю брата-отца исполнять надо, а за привет и ласку благодарить.
Ну, позавтракали и пообедали у великого князя. И нечего сказать, угостил он своих младших братьев на славу. Меда были киевский и польский, такие меда, что, кажись, мертвому в рот влить, так оживет: еще из погребов Владимира Красного Солнышка и Болеслава Храброго. Столетние меда! Потом соснули, сходили в церковь Божию, а наутро великий князь обещал ответ дать.
На другой день, чуть только забрезжилось, им сказали, что великий князь ждет их дружину смотреть. Пошли, вышли на поле – дружина стоит отрядами разными, по городам, и нечего сказать, добрая дружина была, залюбоваться можно. Народ все молодой, здоровый, один к одному подобраны. Копья, бердыши, мечи и кольчуги на солнышке так и светятся. Все смотрят весело и поле все собой заняли. Да это только дружина великокняжеская, а что, если и удельные собрать, тогда на поле-то и места бы не было.
Только это великий князь с князьями-то вышел, трубачи, сурминщики и литаврщики своему князю славу заиграли. Пошли по рядам, видят – один ряд другого бравее, один другого отважнее, – красота просто! И одеты они все особенно: в передних рядах шишаки, кольчуги и нарамники, в руках копья, а к боку мечи привешены. Второй ряд без кольчуги, в одних нарамниках, зато секиры и бердыши в руках; а в задние ряды силачи все подобраны, вместо шишака медвежья шапка на голове и также нарамники, а в руках палица с железным обухом и железным наконечником, да еще большой нож на обе стороны; посмотришь – страшно становится! Особый отряд стрелков и арбалетчиков был, с луками, арбалетами и пищалями, из которых стрелы и каменья бросали, да еще человек с десяток было с какими-то греческими самопалами.
Когда великий князь обошел с гостями своими по рядам, его дружина великокняжеская ему «ура» и «славу» прокричала. Юрий Всеволодович велел ей проходить перед ним отрядами, по городам и волостям. И пошли они стройно, бойко, весело; с шагу не сбивались, один другому не мешали. Когда все прошли, князь велел из луков, пищалей и арбалетов стрелять; попадали метко. Не очень толстую дощечку стрелой навылет пробивали.
– Ну что? – спросил тогда великий князь, отпустив дружину. – Что вы думаете, князья и молодшие братья, о дружине моей?
– Что, отец-князь, – отвечали князья, – с такой дружиной можно только Бога бояться; не то себя отстоять, но и весь мир завоевать.
– Ну, мира, положим, не завоюешь, – сказал, смеясь, великий князь, – а думаю, что точно за себя постоим.
Он засмеялся и повел гостей к себе полдничать.
Только вот за полдником старший великий князь рязанский Юрий Игоревич, собравшись с силами, опять начал:
– Многочтимый и многомилостивый наш отец и старший брат, великий князь всея земли Русской! Мы, твои молодшие братья и слуги, князья Рязанской земли, прибегли к тебе в нашей крайней студе: помоги нам и земле православной в доле нашей горькой и безрадостной! Лезет на нас татарва лютая. Возьмет нас, размечет по ветру. Никого в живых не оставит. Города и веси в пепел обратит, храмы Божии разрушит, землю упитает нашею кровью! Бесславно погибнем мы, а наши жены и дети в тяжкой, нехристианской неволе жизнь измаячат. А сгинем мы – татарва на тебя пойдет и всю землю Русскую полонит. Отец и великий князь, подумай! В прошлый приход мы видели лютость врагов наших. Они все мечом порубят, все огнем спалят. Не откажи же нам в твоей помощи, слезно молим! Не ради нас, твоих молодших братьев, а ради себя самого, твоего рода благословенного, ради всей земли православной!
Великий князь выслушал речь старика, великого князя рязанского, и ничего не сказал; выслушал все, что и другие князья рязанские говорили, прося помощи.
Когда окончил последний князь рязанский просьбу свою, он сказал так, как бы в сторону:
– Помочь, отчего бы не помочь! И сила есть, и казна есть! Только вот что, князь Юрий Игоревич! – обратился он к великому князю рязанскому. – Я что-то не помню… В прошлом году, когда мне сгрубили новгородцы, а князь тверской их сторону принял и меня, старшего брата и великого князя, не только слушать, а и поклониться мне не хотел. Я, разумеется, должен был смирить непокорных, послал к князьям, чтобы свои полки и дружины прислали смирить строптивые уделы, как дети отцу помогли бы! Вот я и не помню… когда Бог нас победой благословил и мы Тверь взяли, на котором крыле рязанские дружины были и кто из князей их вел? С кем тогда мы вместе тверские стены осиливали? Кто тогда вместе со мной грудью отстаивал мое отцовское право: судить и миловать, карать и награждать?