— Молодой барин совсем стеснительный… — промурлыкала Матрёна, дёрнув завязку чуть сильнее, отчего узелок на блузке развязался и мне немного приоткрылась её грудь — можно сказать сахарная.
Вот только мне сейчас было не до сладкого.
— У тебя совесть есть? — спросил я. — Я вот только родных похоронил.
Матрёна удивлённо захлопала ресницами и обиженно надула губки:
— Вы же сами меня позвали!
И тут до меня дошло! Действительно, я попросил её показать, где можно умыться. А настоящий Владимир это знал. Так что, не мудрено, что она восприняла мои слова, как приглашение к сексу.
Почувствовав, как запылали мои уши, я быстро ответил:
— Можешь идти! Я назад сам приду!
— Как скажете, ваше благородие, — снова промурлыкала Матрёна и вышла за дверь.
Чёрт! Подростковое тело вполне однозначно отреагировало на игры Матрёны с завязками… Вот только мне, взрослому мужику такие девки не нравились. Я этих грелок презирал! От них чувствуешь себя особенно грязным!
И в этот момент я понял, что чистой одежды-то нет! Полотенце лежало на полочке, но ни штанов, ни рубахи, ни банного халата — ничего не было!
И как мне быть? Во что одеваться после душа? Снова в грязное? Не хотелось бы…
Но и звать Матрёну, чтобы принесла чистую одежду — тоже.
Я посмотрел на сваленную в кучу грязную одежду, на аккуратно свёрнутое полотенце, стянул штаны и сунулся под холодный душ. Он мне сейчас подходил во всех отношениях! Мне нужно было охладить не только… тело, но и голову. Чтобы ещё какую-нибудь глупость не совершить.
Под холодной водой особо не понежишься. Однако, я старался вымыться тщательно. И вместе с грязной водой с меня стекали и тревоги сегодняшнего дня. Снова прокручивались в голове царская охота, карабин в схроне неподалёку от брошенной волчьей норы, девчонки, мозги, пуля, похороны, всадники, волколаки, Фёдор, Кузьма, Матрёна…
События и лица, словно сумасшедшая карусель, мелькали перед моим внутренним взором. Крутились и с грязной водой смывались в канализацию.
Бешенное мелькание постепенно замедлялось. И вдруг вспомнилось, как задрожал воздух. Дважды. Сначала перед волколаками и лютыми мертвецами, а потом, когда взлетели голубые мотыльки — когда мы прошли барьер.
Вскоре из всех воспоминаний осталось только это дрожание. Пока я не осознал, что это уже я дрожу — от холода зуб на зуб не попадает.
И сразу как будто воля закончилась — выскочил из-под душа.
После холодной воды, мне стало жарко. Однако, хаос в душе немного поулёгся. И я, обмотавшись полотенцем, направился на выход.
И открыв дверь, тут же натолкнулся на Матрёну. Она стояла и держала в руках чистую одежду и тапочки.
Я молча забрал стопку и захлопнул дверь перед её носом.
Хотя, признаюсь честно, сердце ухнуло и понеслось галопом, а член моментально набух и подскочил. Хорошо хоть дверь уже была закрыта.
Когда я оделся и вышел, Матрёна всё ещё стояла под дверью.
Бросив на неё короткий взгляд, я решительно зашагал через колоннаду.
Уже в доме я повернулся к ней, чтобы пропустить вперёд — пусть показывает путь в столовую комнату. И поймал снисходительный взгляд.
Стало понятно, что хозяин тела заглядывался на Матрёну, а эта пышногрудая сучка дразнила его, наслаждаясь его смущением. Ну ничего! Лафа закончилась! Теперь играть будем по моим правилам!
Поймав мой взгляд, Матрёна запнулась. А потом, потупив глазки, присела в лёгком реверансе и показала рукой:
— Милости просим, барин!
Я прошёл в указанном направлении и оказался в большой ярко освещённой столовой.
За накрытым столом сидели Мо Сянь, умытый и переодетый Егор Казимирович и оба кадета. А Прасковья как раз выносила большую фарфоровую супницу.
— Где Кузьма? — спросил я у Егора Казимировича.
— На кухне ест, — немного удивлённо ответил управляющий.
Кивнув ему, я обратился к кухарке:
— Зовите его. И сами с Матрёной садитесь с нами за стол.
— Да как же? — забеспокоилась кухарка.
— Помянем моих родителей и брата с сестрой, — отрезал я, не допуская возражений.
Не знаю, почему мне захотелось собрать всех за одним столом. Возможно, потому что хорошо помнил рассказ Егора Казимировича, о том, как произошло нападение на усадьбу. И в людей я не верил.
Глава 7
Поначалу ели молча. Видно было, что Кузьма с Прасковьей чувствуют себя неуютно. Матрёна же задумчиво возила ложкой по тарелке. Казалось, ей вообще всё пофиг. Егор Казимирович ел, размеренно черпая ложкой суп. Мо Сянь оставался беспристрастным. Создавалось впечатление, что он одинаково будет есть хоть сдобную булочку, хоть жареных слизней. Китаец, чё!