Некоторое время мы шли молча. Потом управляющий с болью в голосе продолжил:
— И ведь выбрали, сволочи, момент, когда Мо Сянь за вами уехал! Чтобы привезти вас с друзьями на день величания Рода. К тому же Дмитрий Петрович приболел…
Во как! Выходит, хозяин тела с друзьями ехали вовсе не на похороны! Они ехали на праздник…
Я непроизвольно вздохнул.
Я не знал такого праздника. В моём мире не было дня величания Рода. Но это было не важно. Важно то, что Волковы знали, когда напасть. Убийство семьи, включая детей было спланировано! И, если они решили вырезать род, то должны прийти за мной. Может, те трое на конях и ехали по мою душу? И если бы не вмешательство Мо Сяня…
— Мог ли кто-то рассказать Волковым? — спросил я. — Кто-то из домашних…
Управляющий с удивлением посмотрел на меня.
— Как можно?! — возмутился он. — Никому в здравом уме не придёт в голову предавать свой род!
Что ж, его вера в людей похвальна. Но мой жизненный опыт говорил, что такое вполне возможно. Тем более, что тут одно к одному: глава рода заболел, китаец уехал. Напали именно в тот момент, когда защита ослабла. Ох, неспроста это, ох, неспроста!
За разговорами мы вошли в деревушку, окружённую частоколом.
В одном месте частокол покосился, и Егор Казимирович, поймав мой взгляд, тут же заверил меня:
— Распоряжусь, чтобы мужики поправили! До ночи сделаем! Я сам прослежу.
Я кивнул. Раз управляющий придавал такое большое значение частоколу, значит тот важен.
Интересно, что вокруг усадьбы частокола не было — это я успел заметить.
И вообще вокруг усадьбы не было никакого забора. К тому же она находилась в отдалении от поселения крепостных. А вот поселение крепостных как раз было защищено. Странно это… Как-то по логике вещей должно быть наоборот. Барская усадьба обычно защищена лучше, чем жилища простых людей.
Егор Казимирович направился прямиком в большую избу в центре деревушки.
Как только мы поднялись на крыльцо и открыли двери, гул, который там стоял, моментально стих.
На лавках за большим столом сидело человек тридцать разновозрастного народу. Видно было, что стол рассчитан на большее количество человек.
И действительно во многих местах стояли кружки, накрытые ломтем хлеба. Я сразу догадался, что они обозначали места тех, кто погиб.
Радовало, что пустых мест было сильно меньше, чем занятых. Но огорчало, что пустые места в принципе были.
Егор Казимирович прошёл во главу стола и отодвинул пустующее кресло. На столе в этом месте тоже стояла кружка с ломтем хлеба. А рядом ещё три…
Я понял, что крестьяне поминают и главу рода тоже. Вместе с семьёй.
— Владимир Дмитриевич, — в полной тишине позвал меня управляющий. — Садитесь, пожалуйста!
Я прошёл. Но садиться не торопился.
Китаец, который тенью шёл за мной следом, встал за моей спиной. Замер, как истукан.
Люди сидели и смотрели на меня. В их глазах читалась обречённость, и это резануло мне по сердцу. Я снова почему-то почувствовал себя виноватым перед этими людьми.
Я понимал, что это чувство совершенно иррационально, но я его испытывал.
Было в этом что-то сродни тому желанию склониться, которое я испытывал перед верховыми.
Ни то, ни другое чувство не могло быть моим — конников я не боялся, а этих людей видел впервые в жизни. Однако стыд я сейчас испытывал, и он был сильным.
В прошлый раз я решил идти до конца и не останавливаться, хотя чуть не сдох там, рядом с Волковскими людьми. И теперь я точно так же решил защитить этих людей.
Ну или хотя бы как-то утешить их, посочувствовать. Ведь тут люди потеряли своих близких.
Я откашлялся и сказал:
— Я соболезную вам… Я… Мне очень жаль.
Люди молчали.
И я вдруг разозлился и заявил:
— Я обещаю, что буду защищать вас, не щадя своей жизни!
— Значит, недолго, — в полной тишине обречённо произнёс кто-то, я не понял кто.
Меня эти слова словно ужалили. И я, подняв руку, произнёс:
— Клянусь, что сделаю всё, что от меня зависит и то, что от меня не зависит, чтобы защитить вас! Я разберусь с теми, кто убил наших родных!
— Да как же, барин, без силы-то? — спросил дедок с длинной седой бородой. — Это же невозможно! Это же просто самоубийство, без силы-то.
В который раз я слышал про то, что у меня нет силы. И я догадывался, что имеется ввиду совсем не физическая сила, а что-то другое. Я не понимал что. Но сейчас было не время расспрашивать и выяснять. Сейчас передо мной сидели люди, которые ни на что не надеялись. А это было неправильно.
Пусть этот мир чужой мне. Но я только что похоронил тех, кого все называли моими отцом и матушкой. И ещё я похоронил детей.
И здесь, за столом тоже сидели дети…