Карл быстро огляделся. Женщины возвращались в дом, а Бьёрн занимался своим псом. Из него посыпались слова:
– Отец, мне нужна помощь: я взял в долг, чтобы расширить хутор, а потом у меня шестнадцать голов подхватили гниль, и я… я не могу расплатиться.
Уннтор нахмурился.
– Продай часть скота. Избавься от работников. Это не сложно.
– Этого не хватит.
– Сколько же ты занял?
– Слишком много, – сказал Карл. – Я думал…
– Так не надо было. Никогда не бери в долг, – резко сказал Уннтор. – Работай. Продай хутор, если нужно. Купишь новый.
– Почему ты не хочешь помочь своему кровнику?
Уннтор осмотрел Карла сверху донизу, тщательно подбирая слова.
– Потому что думаю, что любой из моих детей должен уметь помогать себе сам. И не пытаться взять больше, чем может унести.
С этими словами он развернулся и пошел прочь.
– Не смей от меня отворачиваться, отец, – пробормотал темноволосый. – Вечно ты жить не будешь.
У его ног скулил мастиф.
Эйнар закрыл за собой дверь кузни и огляделся вокруг. Мастерская его отца была устроена просто, но удобно: у стены примостился верстак, над ним висел ряд видавших виды орудий. Он достал молоток и положил на верстак кривые гвозди. Первый удар заглушил скрип тихо открывшейся двери.
– А ты разве не должен за собаками присматривать? – сказала Гита за его спиной.
Эйнар резко обернулся.
– Любишь же ты к людям подкрадываться, – сказал он.
– Прости. Я не хотела.
– Да не беспокойся, – пробубнил Эйнар.
– Что ты делаешь? – спросила Гита, подходя ближе.
– Просто гвозди выпрямляю.
– Помочь не надо?
Эйнар нахмурился:
– Помочь? Э, нет. Это работа для одного.
Гита склонилась над верстаком, соприкоснувшись с Эйнаром плечами:
– Тогда можно я посмотрю?
Эйнар повернулся и впервые посмотрел на нее прямо. У нее захватило дух, а глаза заблестели в предвкушении.
Он протянул руку и взял ее за плечо. Потом отвел к двери, открыл ее и вытолкнул Гиту на улицу.
– Нет, – сказал он.
Гита начала падать назад, и ей пришлось сделать три шага, чтобы сохранить равновесие.
Бьёрн, осматривавший своего раненого пса на углу кузни, поднял голову. Он моргнул и усмехнулся:
– Ой, что это у нас тут? Юная принцесса не получила чего хотела?
Раненое животное заскулило у его ног.
– Заткнись, дядя! – крикнула она. – Он… он дубина!
И Гита умчалась прочь.
Пока Эйнар плотно закрывал дверь в кузню, здоровяк ухмылялся, но улыбка выцвела, когда он увидел, что от дома к нему шагает Карл. Темноволосый остановился ярдах в десяти от него.
– Я не натравливал Бреки на твоего пса, – сказал Бьёрн.
Карл посмотрел на горизонт, потом на деревья.
– Прости, что пнул тебя, – сказал он.
Бьёрн пожал плечами:
– Да ерунда. Зато быстро меня повалил. Хороший прием.
– На западе приходилось драться со здоровенными засранцами, – сказал Карл. – Для моего роста колено – лучшая ставка.
Бьорн ухмыльнулся:
– Я запомню – и в следующий раз заеду им тебе в рожу.
Карл ухмыльнулся в ответ:
– Жопа ты.
– И ты, брат, жопа, но меньше, хуже и не такая волосатая, – ответил Бьёрн. Вышедший из дома Уннтор уставился на них, но великан помахал ему рукой:
– Не беспокойся, батя, Карл просто объяснял мне, что был во всем не прав и что отдаст мне хутор, когда ты отплывешь на пылающей ладье.
– Кто сказал, что ему будет что отдавать? – спросил Уннтор. Стоявший между ними Карл на мгновение напрягся, потом рассмеялся. Проходя мимо сыновей, Уннтор тоже расплылся в улыбке:
– Ладно, собаки дикие, отведу-ка я вас побегать.
– В смысле? – спросил Карл.
Старик нырнул в кузню. Братья обменялись взглядами, но ничего не сказали.
Уннтор вернулся, неся три копья. За плечом у него был лук, на поясе – колчан. Он кинул каждому из братьев по копью:
– Пойдем охотиться.
– …такая буча поднялась, – сказала Агла. Дневное солнце метало лучи в продушины длинного дома, озаряя четырех женщин желтым сиянием.
– Представляю себе, – сказала Хильдигуннюр, обстругивая небольшой кусок дерева. Вскоре он должен был превратиться в сидящую собаку, лошадку или быка – в кого она захочет. Лезвие двигалось плавно, малейшие надрезы делали в точности то, что она хотела. Когда ее пальцы смыкались на рукояти из полированного оленьего рога, узкий нож словно становился частью ее самой.
«Как коготь», – подумала Хельга, наблюдая издалека. Она хотела заняться вышивкой, но треклятая игла отказывалась выполнять ее желания. То, что в ее воображении было изящной лозой, тянущейся от края юбки вверх по ноге, оказалось больше похоже на следы похмельной вороны. Она нахмурилась, в четвертый раз распорола нитку и начала заново.