Щепетов Сергей
Род Волка
Глава 1
– Ленка, прекрати! Прекрати, кому говорят?! Что ты как маленькая? – Жена не отставала, и Семен продолжал отбиваться: – Ну, отстань, а? Дай поспать! А то накинусь на тебя с диким рычанием, и ты опять опоздаешь на работу!
Последний аргумент был достаточно веским, но жена вновь провела по его лицу мокрой шершавой губкой. Что за шутку она придумала с утра пораньше?
В конце концов Семен не выдержал издевательства и открыл глаза. И ничего не понял: вместо жены перед ним было…
Он сфокусировал зрение так, чтобы воспринять находящийся перед ним объект в объеме.
Воспринял.
И разум его немедленно отключился. Потому что ЭТО было немыслимо.
Над ним нависала огромная медвежья морда. И эта морда лизала его лицо.
– Уди!!! – заорал Семен так, как, кажется, никогда не кричал в жизни. Он отпихнул от себя голову зверя и вскочил на ноги.
Животное, получившее «акустический удар», отступило на несколько шагов и удивленно уставилось на него маленькими глазками.
– Уди, тварь!!! Уди отсюда!!! – продолжал рвать голосовые связки Семен. – Уди, кому говорят!!!
Зверь отступил еще на шаг. Продолжая яростно кричать, Семен поднял с земли камень и швырнул его. Не попал – камень стукнулся о базальтовую глыбу. Медведь недоуменно покрутил головой. Семен поднял другой камень и с криком: «Заполучи, тварь паскудная!!!» метнул, точнее, толкнул его, как ядро, в сторону зверя.
Метательный снаряд оказался слишком тяжелым и не долетел – упал на землю и подкатился к передним лапам зверя. Тот склонил голову, обнюхал его, вновь посмотрел на человека и… повернувшись задом, шумно выпустил газы. А потом неторопливо побрел наискосок вверх по склону.
– Еш твою в клеш! – обессилено прошептал Семен, опускаясь на землю.
Он успел достать из кармана сигарету и даже прикурить ее, прежде чем его стало трясти по-настоящему.
Есть в подсознании человека какой-то бугорок, оставшийся, наверное, от далеких предков. Стоит об него запнуться, и разум летит в бездну, имя которой – ужас. Как бывают «травмы, не совместимые с жизнью», так бывают и ситуации, с ней не совместимые. Это как страх высоты, когда кажется, что легче в нее шагнуть, чем находиться рядом. Говорят, однажды какие-то пижоны решили привезти из тайги в город бурундука и горностая. Обоих посадили в один ящик, разгородив их стальной сеткой. Бурундук был в безопасности, но… через несколько часов он сделал себе харакири – разодрал живот и умер. Для него горностай – это смерть, которую можно принять, но с которой невозможно находиться рядом. Наверное, это инстинкт самосохранения, загнанный у человека куда-то вглубь. Его не всегда может включить даже ствол автомата, направленный в лоб: нужно еще суметь представить, что из него сейчас вылетит кусочек металла и… При контакте с крупным хищником никаких мыслей, никаких сомнений не возникает – инстинкт включается сам собой. В точечной вспышке сконцентрировано все: осознание мелкости, ничтожности и бессилия твоей вселенной по имени «Я», которая вот прямо сейчас исчезнет, перестанет быть, и… паралич и смирение. Или дикий, всесокрушающий протест – НЕ-ЕТ!!!
Семен полжизни проработал в краях, где медведи встречаются чаще, чем люди. Он неплохо знал повадки этих зверюшек: только что на него не нападали, не атаковали, не собирались убивать. Его собирались ЕСТЬ.
«Это вот так и бывает: понюхает, полижет, сглотнет слюну, а потом, чуть повернув морду набок, охватит челюстями голову и осторожно попытается раскусить. Клыки проткнут кости, но череп не расколется. Тогда он разожмет челюсти и аккуратно снимет передними зубами мякоть с лица. Проглотит. Слижет выступившую кровь. Потом, пристраиваясь так и эдак, чтобы не мешали клыки, начнет обгладывать голову. Нет, не для того, чтобы насытиться, а как лакомство – для удовольствия…
Это почти случилось. Не в кино и не в книжке. Со мной. Вот сейчас. Ладони еще помнят прикосновение к жесткой шерсти, еще не стерлись, наверное, остатки слюны…»
Семен сидел, курил сигарету за сигаретой и ждал, когда наконец перестанут трястись руки. За свою совсем не короткую жизнь он не раз сталкивался со смертью лицом к лицу. Или ему везло, или его спасало то, что он начинал сопротивляться раньше, чем успевал по-настоящему испугаться, – такое уж строение психики.
Желание немедленно убраться подальше от места, где случился этот ужас, даже не возникло. Желание, конечно, вполне естественное, но… Убежать от медведя нельзя – с этого Семен обычно начинал инструктаж по технике безопасности для своих рабочих после заброски в «ненаселенку». Правда, он знал, что это не совсем так: убежать можно, но только в том случае, если зверь не захочет тебя преследовать. Ну, а если захочет…
Нужно было как-то успокоиться, отвлечься, переключить мысли на что-то другое, но не думать о медведе он не мог. Поняв это, Семен решил сочинить по свежим следам новую байку, которую будет рассказывать ребятам в курилке: как к нему – спящему – подкрался медведь. «Впрочем, сколько ни насыпь подробностей, никто все равно не поверит. Я и сам-то еще не очень верю. Значит, дело было так…»
Он дошел до описания размеров хищника и застопорился: «Что-то не то… Ребята скажут, что так не бывает!»
В недоумении Семен встал, подошел к кусту, возле которого стоял медведь, осмотрел соседний скальный выступ. «Блин, как это?! Так же действительно не бывает! Бред какой-то! Ну, допустим, американских гризли я видел лишь по телевизору, а белых полярных только издалека. Но родные мишки камчатской породы – третьи после них по размерам на родной планете Земля! А ту-ут… Говорят, что у страха глаза велики. Будем считать, что это так, и сделаем поправку… Но вот этот куст высотой аккурат с меня – порядка ста семидесяти пяти сантиметров, а зверюге он доходил до… Бред, потому что это милое существо, оказывается, как минимум на треть крупнее любого нормального медведя. Кроме того, у него был слишком крутой лоб и непропорционально массивная передняя часть тела. Такие водились, кажется, только в плейстоцене и вымерли никак не меньше десяти тысяч лет назад… Бред, и еще раз бред! Но вот след на траве: два моих ботинка помещаются совершенно свободно. И еще два поместятся, пожалуй… Стоп!! – Новая мысль штопором ввинтилась в мозг, да так, что заломило в висках. – Ботинки поместятся… Ботинки!! Черт побери, почему я в ботинках?!»
Старый геолог (как он сам себя называл) Семен Николаевич Васильев был глубоко убежден, что там, где водятся медведи, нормальные люди в ботинках не ходят – это же до первого ручья, до первого болотца! Нормальные люди в таких местах ходят в сапогах, причем не в кирзовых, а в резиновых болотных. И существует сто тридцать два с половиной конкурирующих друг с другом способа подворачивания голенищ: чтобы, значит, и мусор в отвороты не сыпался, и чтобы легко развернуть на ходу…
«С какой дури я поперся в маршрут в ботинках?! А?? Или… Или я не в маршруте? Или, может быть, вообще не в поле?! Тогда где?.. Почему?..» В мозгах что-то тихо щелкнуло, тупая боль в висках усилилась. Семен замычал, схватился руками за голову, опустился на камень и начал вспоминать.
Он потянул ручку вверх, чтобы не скрипнула, распахнул дверь и ворвался в лабораторию:
– Опять?! Опять чай пьете?! На рабочем месте и в рабочее время?! Всех уволю!!
– Ой, Семен Николаич пришел! – скорее радостно, чем испуганно, пискнула Танечка. – А мы вам тортика оставили. И чашечка чистая есть – садитесь с нами!
– Торты есть вредно, – заявил Семен и окинул «раздевающим» взглядом тщедушную фигурку машинистки. – От них толстеют!
– Ой, ну что вы… – смущенно потупилась девушка.
– А вы что делаете, Светлана Сергеевна? – продолжал «строить» свою команду Семен. – Вы не перепутали место и время?
– Отнюдь, – невозмутимо ответила Светка, продолжая раскрашиваться. – Я делаю себя!
– Пфэ! – пренебрежительно фыркнул Семен. – Нашла на кого тратить время! При таких-то ногах, да с такой грудью…
Дежурная шутка в очередной раз сработала: женщина скосила глаза на свое немаленькое декольте и попыталась одернуть юбку, которая все равно скрывала не более трети бедер. Впрочем, мгновенно опомнилась и зашипела: