Получается, что в данной ситуации овчинка выделки не стоит. А что есть еще из этой серии? Чуни – те же лапти, только веревочные. А еще деревянные башмаки средневековых скандинавов, дощечки с ремешком восточных монахов… Все это не обувь, а какая-то имитация. Настоящая обувка делается из кожи. Это прежде всего сапоги: подошва, верх, голенище. Все три элемента в данных условиях весьма трудны для исполнения, а проблема их соединения вообще кажется неразрешимой. Торбаса, унты, бокари и прочее – вариации на ту же тему. Вот интересно, а в чем, собственно, лесные и тундровые народы ходили летом до того, как перешли на заводскую обувь „белого человека“? В облегченном варианте зимней? Почему-то на слуху только два варианта – мокасины и поршни. Поршни – это что-то родное и делается, кажется, из цельного куска шкуры, но вот как? Не могу вспомнить, потому что и вспоминать нечего – не знаю. А вот про чуждые нам мокасины, как это ни смешно, кое-что известно: у индейцев они были двух видов – с твердой подошвой у равнинных племен (чтобы за бизонами бегать, наверное) и шитые из одного куска замши – у восточных (как у куперовского Чингачгука: чтобы, значит, подкрадываться). Вот этот, последний, вариант, пожалуй, вполне приемлем. Можно даже вспомнить картинку из книжки, прочитанной в детстве, где приводилась выкройка такого мокасина. Там, кажется, всего два шва – спереди и сзади. Швы надо сделать свободными, чтобы можно было их затянуть или ослабить по ноге, а украшать иглами дикобраза, бисером, ракушками и прочим вампумом, наверное, не обязательно.
Значит, так: расстилаем на земле камус… Мехом внутрь или наружу? М-м-м… Пусть будет внутрь – сойдет вместо носка! Итак: расстилаем, ставим сверху босую ногу, заворачиваем, отмечаем, отрезаем и сшиваем… Как-то все подозрительно просто, к чему бы это?»
Тапочки действительно получились довольно быстро. Вид, правда, у них был еще тот… «А чего же вы хотите? – обратился Семен к отсутствующим членам приемной комиссии. – Мокасины положено шить из замши, а это высший продукт переработки кожи. Я, значит, буду эту самую замшу три дня делать, а тапочки, может, и дня не проживут – без подметки же!» Успокоив себя таким образом, он встал на ноги, прошелся, попрыгал, пробежался…
Ощущения были, прямо скажем, от комфорта далекие. Семен сначала разволновался, а потом сообразил, что дело тут, пожалуй, не в качестве исполнения данной пары… гм… обуви. Стопы ног привыкли к жесткой подошве, сквозь которую мелкие неровности почвы не чувствуются. В стопе человека мелких мышц не на много меньше, чем в кисти, и предназначены они именно для противостояния этим неровностям. Не будучи задействованными при ходьбе в жесткой обуви, они слабеют и атрофируются. А если их нагрузить внезапно и сильно, то они будут болеть. Долго.
«Что ж, это надо пережить», – вздохнул Семен и стал прикидывать, куда бы ему отправиться в новой обуви, чтобы не бегать вокруг костра.
Глава 6
К тому времени, как Семен разобрался с одеждой и обувью, принесенное им мясо безнадежно кончилось. Пришлось опять переходить на морепродукты, точнее – «рекопродукты». Это было так тоскливо и грустно, что он начал было вздыхать по степным просторам, где столько всего вкусного… Но тотчас наступил на горло собственной песне – рано! Если произойдет очередное чудо и он сможет добыть мясо, то возникнет сложнейшая проблема его сохранения, поскольку соли нет и взять ее негде. Способы хранить без соли, конечно, есть, но… В общем, как ни крути, с какого бока ни заходи, а нужна посуда. Емкая, такая, в которой можно производить термическую обработку значительного количества продукта. Практика полевых работ многократно подтвердила, что ведерный бак с вареным мясом, поставленный для охлаждения в воду, делает жизнь значительно приятней. Во-первых, мясо не портится несколько дней, а во-вторых, оно всегда готово к употреблению – его достаточно разогреть или просто есть холодным. Это и «кишке» приятно, и освобождает массу сил и времени у исполнителя. Пытаться сделать посуду из дерева или камня (?!) явно не стоит – хлопот масса, а толку чуть. Значит, керамика. Значит, надо искать глину!
Поскольку поисковая экспедиция состояла всего из одного человека, сборы были недолгими – Семен оделся, обулся, взял в руку изувеченный посох и… стукнул себя кулаком по голове: «Ох, и дурак же вы, Семен Николаевич! Ну, натуральный детский сад на прогулке! Вам мало двух стрел от туземцев? Вам недостаточно волчицы? Вы же, блин горелый, находитесь в каменном веке, где милиции, которая должна вас охранять, нет и в помине!» В итоге никуда в тот день Семен не пошел – он сидел в лагере и выстругивал новый посох. Настоящий – тот, который можно писать с большой буквы.
Закончил он уже в сумерках – получилось неплохо. Древесина почти высохла, но все равно оставалась удивительно тяжелой. В качестве эксперимента он положил готовый посох в воду – палка, не раздумывая, опустилась на дно. «Просто какое-то „железное“ дерево! – покачал головой Семен. – Мне придется долго к тебе привыкать, мой возможный будущий друг».
Чтобы достойно завершить этот день, Семен решил немного поупражняться с новым оружием, чем и занялся на относительно ровном участке берега недалеко от лагеря. Его опасения подтвердились – посох оказался как минимум раза в полтора тяжелее тех, к которым он привык, и работать с ним было трудно. «Похоже, придется тренироваться несколько недель, иначе все насмарку – не посох, а прямо какой-то лом! Правда, говорят, что против лома нет приема, но это неправда – их очень много».
Семен массировал перетруженные запястья и составлял план будущих тренировок – так, чтобы нагрузка нарастала постепенно вплоть до полной, то есть боевой. Плохо, конечно, что нет напарника, но существует много комплексов формальных упражнений специально для…
– «Поиграй со мной. Почему ты со мной никогда не играешь?»
«Господи, – изумился Семен, – опять волчонок! Столько дней не было!»
– «Где ты был?»
– «Там (образ степи) и здесь (лес)».
– «Почему не приходил?»
– «Ты не охотишься и не играешь со мной».
Глаголом «играть» Семен перевел для себя обозначение некоего действа, которое совсем не является развлечением или забавой. Скорее наоборот…
– «Как же я могу играть с тобой?! У меня только две ноги и совсем маленькие зубы!»
– «У тебя есть длинная лапа».
«Во-от оно что! – догадался Семен. – Он, похоже, был где-то рядом, следил за мной, но обозначил свое присутствие, лишь когда я оказался „в сборе“ – в шкуре его матери и с „длинной лапой“. Хотя, с другой стороны, я ведь раньше его и не звал, а без зова он подойти, наверное, не решался. Но в конце концов инстинкт победил – ему требуется „игра“ с кем-то более сильным. Сам он, конечно, не понимает, зачем это, но иначе ему в стае, наверное, не выжить».
– «Играть „длинной лапой“ опасно», – усмехнулся человек.
– «Я знаю, – ответил волк. – Ты ею маму убил».
– «Тогда берегись!» – предупредил Семен и нанес вертикальный рубящий с уходом вниз. Волчонок отпрыгнул и попытался схватить посох зубами. Не сумел, и следующий – сметающий – удар по лапам свалил его на землю. «Больно?» – хотел спросить человек, но не успел, потому что зверь мгновенно вскочил на ноги и в коротком прыжке догнал-таки конец посоха!
«Кажется, у меня появился напарник, – невесело усмехнулся Семен. – Только бы он меня однажды не прикончил… в спарринге».
Глинистый пласт образовывал довольно просторную площадку под невысоким обрывчиком, которая полого спускалась к воде. Глина здесь была несколько иного – красноватого – цвета. Семен выкопал разведочный шурф, а попросту – ямку, и пришел к выводу, что материал для лепки нужно брать с глубины около десяти сантиметров. О достоинствах глины он судил по ее однородности, отсутствию комков и камешков.
Материал нужно было на что-то выкладывать, и Семен решил забрать у туземца рогожу, а вместо нее накрыть его невыделанной оленьей шкурой. Была слабая надежда, что ее потом удастся отмыть. Поскольку первый опыт был удачным, он решил сразу изготовить побольше посудин и поставить их сушиться. Однако глина, добытая из пласта при помощи палок и каменных сколков, представляла собой скользкие комки, вылепить из которых что-либо оказалось невозможным. Материал нужно было мять. А как?