Семен попытался топтать глину на рогоже босыми ногами, но комки норовили выпрыгнуть в сторону или сползти с рогожи на замусоренную землю. Тогда он попробовал давить их широким плоским камнем. Получилось еще хуже: один большой комок превращался во множество маленьких, которые тоже разбегались во все стороны.
Он яростно воевал с глиной, а в голове крутились прочитанные когда-то слова: «разделка», «сушка», «размочка», «размол», «растирка», «отмучивание» и «замешивание» чего-то. Почему-то больше всего злило слово «отмучивание». В конце концов Семен не выдержал и шмякнул очередной ком в общую кучу: «Блин горелый! Ну, допустим, я представляю, что такое „отмучивание“, и догадываюсь, зачем это. Разбодяжить глину в воде, все, что окажется на дне – комочки и камушки, – выкинуть, а глинистую жижу как-то обезводить. Наверное, нужно дождаться, когда она осядет, воду сверху слить, а потом просто ждать, когда испарится лишняя вода. И работать с тем, что там останется. Все понятно, все правильно, но как я это сделаю?! Без посуды!! Глина мне нужна, чтобы лепить посуду, а без посуды, выходит, глину не подготовить?! Не-ет, что-то тут не так! А почему в прошлый раз получилось? Ну, типа того, что глина была не такая липкая, и потом… Понял!»
Обвинить во всем природный материал было проще всего, но из этого следовало, что нужно искать другой. А где? Во всяком случае, поблизости от лагеря такового не наблюдалось, идти же вдаль не хотелось. Значит… Значит конструктивнее обвинить себя самого: «В прошлый раз я взял всего-то комок размером с голову. Конечно, его удалось без особого труда размять. Сейчас же нагреб добрых ведра три – в наивной надежде разом решить все проблемы. Как же, жди! До сих пор такие „кавалерийские атаки“ здесь ни разу не проходили!»
Семен вздохнул, подсел поближе к куче и настроился на долгую нудную работу. Он брал комки размером с кулак и, используя ладони, пальцы и плоский камень, методично разминал их до получения однородной массы. Если воды не хватало, смачивал и опять мял. И так без конца. Куча добытой глины заметно не уменьшалась.
Когда от однообразных движений мышцы кистей и предплечий стали ныть невыносимо, Семен решил, что пора заканчивать. По крайней мере, вот сейчас и вот с этой операцией. Однако в душе осталось чувство неудовлетворенности, и он решил хоть что-нибудь вылепить. Движения для этого требовались несколько иные, и он надеялся, что пальцы будут слушаться.
Хотелось изобразить что-то солидное, круглое и емкое – литра на три. Вообще-то, горшки делают на гончарном круге – по телевизору сколько раз показывали. Но круга нет и не предвидится, значит, надо что-то придумать, чтобы поворачивать изделие по мере надобности – не бегать же самому вокруг него. «Ну, это совсем просто: взять дощечку и… Ага, где тут дощечки? В кустах валяются? Может, там и кусок фанеры найдется? Или лучше сходить на ближайшую свалку и поискать?»
После довольно долгих блужданий по осыпям и косам Семен приволок к месту работ довольно широкую плиту какого-то черного сланца. Он водрузил ее на валун и решил, что в качестве рабочего столика эта уродина, пожалуй, сгодится.
Чтобы глина к камню не прилипала, он застелил поверхность листьями, сорванными с ближайшего куста. Когда он шмякнул сверху ком глины и начал его мять, доводя до кондиции и превращая в толстый блин, выяснилось, что глина к камню действительно не прилипает, зато к ней самой прилипают листья и норовят замеситься вглубь. Вывод: идея с листьями правильная, но мять нужно в другом месте.
Технологию Семен применил самую примитивную – ком или толстая нашлепка глины выдавливается изнутри большими пальцами рук, превращаясь в подобие миски или плошки. Приготовленной глины хватило на три посудины, правда, последняя получилась совсем маленькой. Семен не поленился подняться на склон и притащить комок мха. Он смочил его водой и любовно выровнял стенки сосудов изнутри и снаружи. Потом посмотрел на небо, пытаясь угадать, будет дождь ночью или нет. Угадать не смог, но вспомнил, что накрыть изделия все равно нечем, и с чувством исполненного долга отправился в лагерь.
Дождя ночью не было, следующий день оказался солнечным и жарким, но Семен добрался до своей гончарной мастерской только ближе к вечеру. Помимо обычных хозяйственных дел пришлось долго чинить рыбную ловушку. По-видимому, в нее забрела какая-то крупная рыбина и от удивления развалила всю хлипкую конструкцию. Приемную корзину надо было плести почти заново.
Когда Семен увидел, что солнце сделало с его глиняными творениями, у него возникло ощущение, будто ему врезали под дых: гадство!! Все три посудины сверху обсохли и покрылись глубокими трещинами. В отчаянии он запустил самую маленькую миску в речку. В полете она развалилась, а Семен уселся на обломок какого-то ствола и стал думать.
«Не так сушил? Может, в тени надо было? Или не так лепил? Стенки разной толщины – где-то просохли, где-то нет, возникли напряжения… Но единственная миска, получившаяся в прошлый раз, тоже вся разной толщины! Бли-и-ин…»
Семен стал рассматривать стенки уцелевших от его гнева посудин. Все трещинки были открытыми – зияющими. Такое впечатление, что глина, теряя воду, уменьшилась в объеме, причем неравномерно, поскольку внутренние части оставались влажными.
«Все ясно, – сказал он самому себе, – имеет место усадка. Остается вспомнить, что это такое и как с этим бороться. Будем, как всегда, двигаться от общего к частному. Из чего состоят все формовочные растворы на свете? Ответ: из вяжущего, наполнителя и затворителя. Последний компонент в строительных растворах представляет собой воду. В той гадости, которой скрепляют кирпичи, вяжущим является цемент, а наполнителем песок. Раньше в качестве вяжущего использовали известь. Вот, помнится, в стройотрядовской юности, между девятым и десятым классом, мы с пацанами работали на бетономешалке. И бригадир на нас все время орал, чтобы мы не сыпали лишний цемент, поскольку раствор от этого может „потрещать“.
А что есть глина? Вообще-то, это конечный продукт разложения минералов-алюмосиликатов. Частички ее совсем мелкие и неустойчивые, не то что у кварцевого песка. Соответственно, наполнителем она уж никак быть не может. Наоборот, чтобы она не усыхала, надо что-то в нее добавлять. Вот когда кладут печи в избах, то кирпичи скрепляют глиной, но, кажется, иногда в нее добавляют и песок. Но не всегда. А почему? Может быть, потому, что в природных глинах песок часто уже содержится? Кстати, в тот раз, в том лагере, глина была явно с песчаной примесью, а здешняя, похоже, таковой не имеет – жирная, как масло. Может быть, все дело в этом? Нужно ее „отощить“?»
Семен еще некоторое время сидел и напряженно вспоминал все, что он знает о глинах. Как это ни странно, оказалось, что не так уж и мало: начиная от занятий в кружке «умелые руки» и кончая курсом минералогии. И чем больше он думал, тем сильнее удивлялся самому себе: как это ему вообще пришло в голову что-то лепить из чистой жирной глины?! Конечно же, нужен наполнитель-отощитель, а может быть, и что-нибудь еще!
Нужен-то нужен… А сколько? Пять процентов объема, десять, тридцать, пятьдесят или восемьдесят? И какой: мелкий или крупный? Песок, он ведь разный бывает: пустынный наполовину состоит из пылевидных частичек, а речной из зерен размером один-два миллиметра.
«Ну, последний вопрос можно решить простым интеллектуальным усилием: всякие там древние греки и египтяне делали тончайшую изощренную керамику. Уж наверное, в глиняную массу для своих амфор они добавляли не грубый наполнитель, а, скорее, наоборот – растертый в пыль. В Египте же вообще под боком пустыня – там песок перевеивается ветром и от этого становится очень мелким. В данном же конкретном случае особого выбора нет: нужно поискать мелкий песок без примеси ила».
Нечто подходящее Семен нашел в сотне метров от места работ – крохотный песчаный пляжик довольно далеко от воды – вероятно, он был намыт во время паводка. Песок был слежавшимся, светлым и довольно мелким. На всякий случай Семен его протестировал – промыл, как промывают песок для аквариума, – мути почти не было, а та, что образовывалась, быстро оседала. Сойдет, решил он и принялся нагребать песок в подол рубахи.