— Марьяна, ты…
— Я его ненавижу, понимаешь? До дрожи, физически ненавижу. Я их всех ненавижу. Они все одним миром мазаны. Думаешь, твой Вадька другой?
— Он… Он другой, — сказала Катя.
— Ха! Свежо предание. Где он сейчас, ну где?
— В отпуск уехал.
— Вот так-то. В отпуск, без тебя.
— Да они с Серегой Мещерским в горы отправились на Иссык-Куль с группой. Экстремальный туризм.
— Это он тебе так говорит.
— Ну уж нет, я сама знаю.
— Ладно, — усмехнулась Марьяна. — Спи, пока спится, смотри сны розовые. Я это так, к слову. За другими примерами тоже недалеко ходить. Вот ты про этого хмыря спрашиваешь.
— Про какого хмыря? — насторожилась Катя.
— Да про Авдюкова — потерпевшего. Думаешь, он там, в двухместном люксе, один был? А ведь у него жена, дочь взрослая.
Марьяна достала из ящика стола тоненькую папку уголовного дела с еще не подшитыми документами.
— На, читай, вникай.
Катя просмотрела бумаги — постановление о возбуждении уголовного дела, протокол осмотра места происшествия, объяснение некой гражданки Мизиной, горничной отеля «Парус», список сотрудников дежурной смены второго корпуса, постановление о назначении химической экспертизы. Взгляд Кати наткнулся на описание предмета, отправляемого на экспертизу: «бутылка 0,5 литра из-под минеральной воды „Серебряный ключ“ с остатками неустановленной жидкости с резким запахом».
— Что же все-таки произошло в ту ночь в «Парусе»? — спросила она, стараясь поставить точку в той, прежней, такой болезненной для Марьяны теме. — Отчего умер этот Авдюков? Расскажи мне все по порядку, что ты сама там видела.
— Я дежурила сутки. После праздников, как всегда, — сумасшедший дом, ты же знаешь, — Марьяна брезгливо поморщилась. — Разбираться надо было со всем этим зверинцем, с теми, кого за выходные задержали. Я из ИВС до вечера не выходила, потом то в прокуратуру, то к судье на всех парах за санкцией на арест. Домой меня во втором часу ночи на дежурной машине отвезли. А в полшестого уже подняли. Из-за телефонограммы. Патологоанатом приехал — его наш дежурный тоже поднял по тревоге. Посовещались мы с ним — он у нас дедуля-пенсионер, сорок лет стажа, собаку съел в таких делах. Отправился сразу в морг, тело осматривать. Ну а я с оперативниками поехала в «Парус».
Встретил нас начальник тамошней охраны — его из дома вызвали. Сначала непонимание полное разыгрывал: мол, в чем дело, мы ничего не знаем, ничего криминального, просто клиенту плохо стало — эпилептический припадок. Тут мое начальство дражайшее примчалось — дежурный всех под ружье поставил. Потерпевший оказался человеком в области не последним — отсюда и переполох. Пропустили нас на территорию «Паруса». Повели в главный корпус, в двести второй номер, который снимал Авдюков. И знаешь, — Марьяна прищурилась, — я, когда там по коридору шла, уже чувствовала — что-то не так, нечисто. Напуганные какие-то все до смерти.
На этаже в ту ночь было занято всего три номера — клиенты уже разъехаться успели. А эти, которые остались, они не спали — в такую рань и не спали, понимаешь? Дамочка ко мне там пожилая подошла, оказалось, что это жена Оловянского — артиста, ну наверняка помнишь его — сколько фильмов было с ним старых. Сам-то он парализованный, в инвалидном кресле, а жена — такая разговорчивая старушка. «Вы не представляете себе, — сказала она мне, — что мы тут пережили, как мы все испугались. Эти жуткие крики, словно из ада. У меня кровь в жилах застыла, когда я услышала, как он кричит». Горничная Мизина, дежурившая в ту ночь по этажу, тоже словно не в себе была от испуга, тряслась, как овца. В общем, налицо у всех полный шок от происшедшего.
— А в номере что было? — спросила Катя.
— В номере был хаос полнейший. Оно и понятно — врачи, «Скорая». Они ему первую помощь на месте пытались оказать, потом на носилки погрузили. Когда мы с экспертом туда вошли — свет горел, постель была скомкана, одежда разбросана тут и там. В ванной на полу мокрые полотенца — видимо, там принимали душ перед сном. В шкафу только мужские вещи — этот Авдюков приехал отдыхать на два дня с полным багажом. В гостиной на журнальном столе валялся его бумажник, визитки, ключи от машины. Деньги целы — весьма крупная сумма была в бумажнике. И часы его были целы — золотые, швейцарские. Он, видно, как их снял перед сном и на столик положил, так они там и лежали. В гостиной на ковре были следы рвоты. Потом горничная Мизина показала, что нашла Авдюкова лежащим именно на полу.