— Как собака бешеная на меня кидается, — хмыкнул Мамонтов. — И че я ей такого сделал? Лично ей? Ведь ничего не сделал. Наоборот, думал, следователь — женщина, девушка молодая, поймет меня… Месячные, что ли, у нее в разгаре, а?
— Но-но, разговоры, — снова прикрикнул конвойный. — Забыл, где находишься?
— Вы должны сделать скидку на то, что… может быть, вы сами виноваты, что ваш рассказ про дуэль не внушает доверия. — Катя тщательно подбирала слова. — Не внушает Марьяне Ивановне, как следователю, доверия.
— Ну, а как я могу еще рассказать? Как было, так и говорю.
— Про дуэль — правду говорите. А вот про оружие, про пистолеты — врете. Купили на Митинском рынке у неизвестного мужика зимой… курам на смех это, — вздохнула Катя.
— Что, так заметно со стороны?
— А вы как думали — конечно, заметно. А раз этому рассказу нет доверия, значит, нет доверия и тем вашим правдивым показаниям.
— Ну ладно, пусть. Иного про стволы я все равно не скажу. Не могу, — Мамонтов вздохнул.
— А из-за чего у вас с этим Буркиным Олегом дуэль-то была? — с любопытством спросила Катя.
— Личные мотивы. Сугубо. — Мамонтов вытянул губы трубочкой, словно готовясь дудеть в боевую трубу.
— Может быть, из-за ревности? Из-за женщины?
Катя спросила это навскидку — а из-за чего в прошлом-то стрелялись на Черной речке господа гвардейцы? По тому, как он снова густо покраснел, она поняла — попала сразу и в точку.
— Надо, чтобы Буркин, ваш противник, на очной ставке, которая обязательно состоится, подтвердил полностью ваши показания, — сказала она.
— Олег в больнице. Черт, а вдруг ему и правда ногу отрежут?
— Вы куда ему попали?
— Сюда, — Мамонтов показал на бедро. — Целился-то мимо, эх… А вот попал. Рука дрогнула. Мы, правда, пьяные были. Немножко выпили.
Зазвонил телефон — красный, без кнопок, внутренний. Катя поколебалась — кабинет-то все же чужой, — но потом сняла трубку.
— Катя, пожалуйста, — услышала она нервный голос Марьяны, — скажи конвойному, пусть пока этого урода снова в камеру отправит. Тут ситуация внезапно изменилась. Я сейчас вернусь — мне кабинет нужен чистый, без него.
— А что случилось? — спросила Катя.
— Сейчас увидишь. Только этого мне не хватало! Шум, возгласы во дворе отдела — Катя прилипла к зарешеченному окну кабинета и оторопела: через настежь открытые ворота во внутренний двор въехала машина «Скорой помощи», сопровождаемая дежурным, его помощником, Марьяной и каким-то высоким незнакомцем в деловом костюме и темных очках. Перед флигелем, где сидели следователи, «Скорая» развернулась, распахнулась задняя дверь, и двое дюжих санитаров в синих комбинезонах начали выгружать носилки с лежащим на них человеком. Тот одной рукой придерживал костыли, другой азартно жестикулировал, что-то горячо объясняя Марьяне. Удивительная процессия втиснулась в тесные двери флигеля, заклубилась по коридору и…
— Несите меня в кабинет, я показания дать желаю, — услышала Катя громкий хрипловатый басок. — А то что ж это делается — Ваську по суду на срок в камеру забить сегодня могут!
Однако первой в свой кабинет вошла все же Марьяна. Следом, точно рабы римского патриция, санитары внесли громогласного больного. Это был молодой человек лет тридцати, чрезвычайно плотной, упитанной наружности. У него была круглая, как шар, голова, волосы острижены модным рыжеватым ежиком. Самой заметной частью на лице его был вздернутый курносый нос. Глаза припухли, превратившись в щелочки. Левая нога молодого человека была забинтована от колена до бедра. Из одежды на теле присутствовали лишь футболка с ликом Че Гевары, широченные семейные трусы и полосатые спартаковские носки.
— Желаю дать показания по делу о моем ранении, — заявил человек на носилках (они заняли все пространство кабинета). — А это вот наш адвокат — господин Алмазов. Вова, покажись людям, тебя не видно!
Из-за плеч санитаров в дверь заглянул незнакомец в деловом костюме. Черные очки он снял. Правую руку держал высоко, демонстрируя как знамя папку с бумагами.
— Буркин, кто вам разрешил покинуть больницу? — спросила Марьяна. — Вообще, что за цирк вы тут нам устраиваете?
Катя поняла — перед ней тот самый Олег Буркин — дуэлянт, Дантес, оппонент привлекаемого к уголовной ответственности Василия Мамонтова, которого еле-еле успели отправить от греха подальше вниз, в ИВС.
— Ничего не цирк, какой такой цирк? — Буркин ретиво приподнялся на носилках. — А из больницы я под расписку на два часа отпущен, главврач разрешил. Да если б и не разрешил, плевать, я все равно б к вам рванул. Такое дело — товарища сажают, тут мужик знаете как вести себя должен? Встал и пошел, во как! Ребятам вон денег дал, — он кивнул на санитаров, — а они не то что к вам, на край света доставят, правду я говорю, нет? Санитары ухмыльнулись.