— Устранение всевозможных минусов — это не добро в чистом виде, а естественная необходимость развития общества, — вставил свое слово Геннадий Акимович.
— А вы хитренькие, братцы! — укоризненно покачала головой Маргарита. — Оба кормитесь на минусах; ликвидировать, ломать, запрещать — это всегда проще, чем что-то создать.
Тут наконец-то Геннадий Акимович понял особую, иногда очаровательно непосредственную странность ее разговора — Маргарита не подбирает точного слова, а сразу строит логические конструкции. А ведь Анатолий ухватил эту ее особенность вмиг — и сразу вел беседу на ее понятийном уровне. Геннадию Акимовичу оставалось лишь сердиться на свое огрубелое, слишком уж конкретное мышление. Объяснение — оправдание одно: он же, так оказать, чернорабочий юриспруденции, ему не до оттенков и не до глобальностей, ему надо, чтобы лицом к лицу… Да, надо ехать… эх, деньги-денежки. Сразу обнаружился подспудный вопрос, давно уже тянувший за душу: Костьку следует… да, сначала попытаться усыновить Костьку, потом будет поздно; кстати, усыновление — это предлог и для Людмилы, и для Лебедева… И посветлело у Геннадия Акимовича внутри, пришлось даже пристыдить себя — еще ничью душу не спас, а пока лишь свою уберег от ошибки. И он объявил как дело уже решенное, что в эти выходные они с Людой едут в Ялту — просить Лебедева отказаться от отцовства. Анатолий бросил на брата слегка удивленный взгляд, зато Маргарита одобрила:
— Правильно! Будет семья как семья! Я тоже с вами махну, заодно проветрюсь, — но тут же она в ужасе вскричала: — А ведь он согласится! Он же не моргнув глазом подпишет отказ да еще и хмыкнет: охота благородством покрасоваться — валяйте!
Выехали поездом в пятницу. Маргарита вовсю кокетничала с Огородниковым. «А еще подруга», — без обиды и ревности думала Людмила. Четвертое место в купе было не занято. Пили тихий ночной чай; тут Людмила вдруг сказала: не забыть бы отдать Лебедеву четвертной, обнаруженный у Костьки в кармане, и записку. Огородников посмотрел на нее внимательно-внимательно: зачем вдруг какая-то записка выныривает? И почему раньше?.. Людмила поморщилась:
— Я стирала, а у Костьки же всякий мусор по карманам распихан — и вдруг в летней курточке в нагрудном кармане двадцатипятирублевка и записка Лебедеву от кого-то. Я отложила, ну и забыла…
Она достала из сумочки записку, которую сначала прочитала Маргарита.
— Какой-то сумасшедший писал, — определила она, — даже запятых не ставил.
«Молодой человек!!! То что Вы поручили нам своего Кролика — это ладно, об этом беседы не имеется. Но Вы нагло сунули нам свои деньги будто они что нибудь значат. Этим обидели меня и моей жене нанесли оскорбление! Мы сходили в кино «Пионер» смотрели сказку про Кота ели мороженое и вообще пообедали и поужинали пока Вы где-то пропадали. Нам Ваши вонючие деньги не нужны. А вот за то что Вы проглотили язык для правильного и уважительного слова я бы Вам его отрезал под самый корень чтобы уж совсем не вякали!» Стояло еще число, «город Сочи» и полный адрес в Донецкой области; одной строкой было подписано: «Полный кавалер орденов Славы Григорьев».
Если смотреть на эту информацию через призму его версии, то есть основание считать, что Лебедев действовал один, пользуясь случайной помощью, не относящейся к существу дела; из-за измененной внешности при его полном отрицании всего у потерпевших возникнут сомнения, разноголосица в показаниях… — следствие может зайти в тупик… Геннадий Акимович положил записку в свой карман:
— Девчата, Лебедеву про записку ни слова, в ней же ничего важного для него. Зато у меня есть думка, что Лебедева ждет срок, уж какой — это будет зависеть от него… — И он довольно подробно пересказал свою версию.
Помолчали. Геннадий Акимович сходил к проводнику за чаем.
— Почему же его не арестуют? — ошеломленно спросила Маргарита.
— Кое-какие особенности заставляют не торопиться, — пояснил Геннадий Акимович, — он стопроцентно будет катить несознанку, а ведь важно вернуть деньги; понять бы его душу — тогда, пожалуй, удалось бы втолковать ему, что лишь раскаяние и признание спасут его…
— А как же, ты говоришь, он действовал без поддельщиков? Билеты-то фальшивые! — прервала Маргарита.
— Не поддельщики, а подельники — его напарники по этому делу, те, кто впрямую содействовал, или косвенные, кто знал, но скрывал-умалчивал, рассчитывая получить свою долю; полезно бы узнать и тех, кому в какой-либо форме могли перейти его незаконные деньги. Я, к примеру, подозреваю, что для того уровня материальных благ, который его удовлетворял, денег у него было чрезмерно; отсюда выходит, что на такое мошенничество он шел чуть ли не по идейным соображениям.