Из открытого окна кухни с улицы донеслось Урчание мотора. Я взглянула на часы. Без двенадцати час. Самолеты из Европы прилетают не позже десяти часов вечера. Но не все же прибывают самолетом. Что, если она, задержавшись и выяснив, что в пятницу на самолетах свободных мест нет, решила ехать наземным транспортом? Перед главами карикатурно всплыла картинка: женская фигура в полный рост стоит на ветру, вглядываясь морсскую даль, где уже показались дуврские скалы. А потом из Дувра до Лондона на пассажирском поезде. Или же, если уж очень припоздала, на такси. За окном мотор все еще урчал — пассажир платил таксисту, вынимал ключи от входной двери. Мы услышали, как хлопнула дверь, затем — другая. Вскоре такси уехало. Мы избегали встретиться взглядом. Как долго сможем мы ждать? Он вздохнул.
— Ты долго сможешь пробыть здесь?
— Сколько потребуется, — ответила я. — А ты?
— У Майка в конце недели монтировочные. Во вторник первый прогон.
Это не было прямым ответом на мой вопрос, но хоть отвлекло немного.
— Как он?
Сколько времени уж это длится? Наверное, год, не меньше.
— Майк? Прекрасно. Весь в делах. А ты как? Как работа?
Я пожала плечами.
— Ну, ты же знаешь эту волынку с налогами. Отнести А в графу В, чтобы не платить С. Сама удивляюсь, как я в этом поднаторела.
— Потому что это не твои деньги.
— Возможно, — сказала я.
— Во всяком случае, у тебя это получается. Я постучала по рюмке.
— Не без помощи допинга.
— Возможно, у нее есть травка, если желаешь.
Как и многим другим, представлять себе юриста, нарушающего закон, казалось ему забавным. Не понимает, что существует профессиональный риск. Вообще для гомосексуалиста Пол во многих отношениях весьма добропорядочен, что, наряду с другими его чертами, и составляет его прелесть. Интересно, не меньше ли внимания он стал уделять Лили с тех пор, как в жизни его появился Майк? В прошлом одно другому не мешало — мальчики отдельно, девочки отдельно, но, насколько я знаю от Анны, Майк — это статья особая.
— Спасибо, но мешать одно с другим я не стану. Мы посидели еще немного, но ожидать вдвоем нам показалось хуже. Он встал из-за стола.
— Пойду лягу.
— Ты спишь в гостевой?
— Ага.
Стало быть, спать мне придется в комнате Анны.
— Лили знает о том, что я приехала? Он кивнул.
— После разговора с тобой я сказал ей, что ты приезжаешь на уик-энд.
— Думаешь, Лили не будет неприятно, если я посплю в постели Анны?
— Если даже это и будет ей неприятно, она, скорее всего, ничего не скажет.
— Не скажет. — Есть мнение, что дети как никто умеют скрытничать. Мне ли не знать, хотя я и помалкивала, как Лили. Впрочем, это долгая история.
Он потоптался возле стола, словно желая еще что-то сказать. Я придвинула к себе бутылку. Он проводил ее глазами. Ничего, друг, в свое время я видела тебя порядочно тепленьким, подумала я. Так что лучше бы тебе не вякать.
— Это давняя традиция, — сказала я, — вечера в пятницу. Анна бы не хотела, чтоб ее отсутствие вклинилось и испортило мне этот вечер.
Он пожал плечами.
— Ты же меня знаешь. Что одному здорово, другому — нож острый. Спи спокойно.
— Постараюсь. И знаешь, Пол, — решительно сказала я, — не волнуйся. Наверняка выяснится причина, почему она не смогла позвонить. А завтра она будет дома, в этом я уверена.
— Ага, — сказал он. — И я уверен тоже.
Глава 6
Отсутствие — Четверг, днем
Последовав совету незнакомца, Анна отправилась на центральный вокзал с запасом времени. Но хотя лоточников возле входа и было полно, никаких сенегальцев с лошадками среди них не наблюдалось. Обстоятельство это вызвало у нее досаду. Надо было хватать эту лошадь, когда была возможность. А теперь возвращаться в лавку уже поздно. Придется рискнуть и поискать что-нибудь подходящее в аэропорту.
Она взбежала по ступенькам в здание вокзала. Псевдопомпезный главный зал был переполнен. Слева возле каждого окошечка змеилась очередь — отдельные местные жители и толпа туристов — каникулярный наплыв. Слава богу, что у нее хоть время есть. Она пристроилась к самой короткой из очередей (даже и эта очередь была порядочной) и стала смотреть вывешенное высоко на стене расписание. Выяснилось, что поезд на Пизу-центральную ушел двадцать пять минут назад. Никакого шестичасового в расписании не значилось. Следующий поезд до аэропорта отправлялся в 7 часов, то есть через час с четвертью, и к ее рейсу явно не успевал. Она обратилась бы в справочную, но боялась потерять очередь, так как за ней уже стал набираться народ. Она лихорадочно соображала, на какой бы автобус ей сесть, когда позади нее кто-то сказал:
— Привет!
Обернувшись, она увидела перед собой мужчину, с которым говорила утром в лавке. Пиджак он снял, и вид у него был озабоченный.
— О, слава тебе господи, это все-таки вы! Как я рад, что нашел вас! Я весь вокзал обрыскал. Вы ведь меня помните, да? В лавке утром?
— Помню. Здравствуйте. Ну и?..
— Простите меня, пожалуйста! Расписание изменилось. Шестичасового до аэропорта в Пизе больше нет. Поезда идут — как это сказать? — согласно летнему расписанию. Я этого не учел.
— Вы приехали сюда, чтобы сообщить мне это? Он рассмеялся.
— Нет, нет. Я провожал друга на поезд в Рим. Подвозил его на вокзал. А когда смотрел расписание, вспомнил, что сказал вам.
— Значит, отсюда на поезде в аэропорт я доехать не смогу?
— На ваш рейс — не сможете. Ведь вылет ваш, кажется, в восемь, так вы сказали?
— В семь сорок пять. Ну а если автобусом? Он щелкнул языком.
— Нет. Идет — как это по-вашему? — стачка. Водители в аэропорт не возят. Требуют повышения зарплаты. Там у входа объявление. Вы проходили мимо. Отсюда здесь такая пропасть народа.
— Почему же не добавить в расписание поездов?
Он ничего не сказал, ограничившись красноречивым жестом, который у всех народов означает одно и то же: сетование на бесконечную тупость властей.
Ни поездов, ни автобусов. Пропуск рейса грозил ей кошмаром: ведь самолеты переполнены, счастье еще, что она втиснулась на этот чартерный рейс. А такси отсюда непомерно дорого. Да и итальянской валюты в таком количестве у нее и близко нет. Она стала озираться в поисках обменного пункта.
— Пожалуйста…
Встревоженная, она почти забыла, что он все еще здесь.
— Вы должны разрешить мне помочь вам. У вокзала моя машина. По автостраде мы доедем очень быстро — через час вы уже будете на месте. Полно времени останется, не правда ли?
Она покачала головой.
— Нет, я возьму такси. Но сначала мне надо поменять деньги.
Она направилась было к обменному бюро, но он преградил ей дорогу.
— Синьора… Пожалуйста… Ведь это моя вина. Я ввел вас в заблуждение, и неприятности ваши — из-за меня. Разрешите мне помочь вам. Живу я неподалеку от Пизы. Мне все равно в ту сторону. Аэропорт от меня довольно близко. Пожалуйста! Разрешите, я помогу вам!
Сказать, что она без колебаний ухватилась за предложение, было бы неправдой. Напротив, она и Лили уже успела вдолбить правило — никогда не принимать ничего от незнакомцев, правило, которому сама она следовала интуитивно. Однако на этот раз в ней перевесила потребность чувствовать доброту и расположение совершенно чужих людей. Разве, в частности, не за этим она вернулась в этот город, чтобы вновь обрести прежнюю легкость, веру в чудесные возможности жизни? «Связать воедино».[1]
Когда двадцать лет назад она впервые прибыла в Италию, у нее, как и у многих тогдашних подростков, роились в голове идеи, почерпнутые в высокоумных романах Форстера, и она щеголяла его жизненным кредо как символом романтической бесшабашности. Но не слишком ли плоско применять возвышенные идеи двадцатилетней давности к вещам столь прозаическим, как поездка в аэропорт на попутной машине? И тем не менее…
— Ладно, — сказала она. — Если и вправду вам для этого не придется делать крюк…
1
Эпиграф романа «Хауардз-Энд» английского писателя