Растущая централизация, опустошающая бедные регионы и наводняющая главный город, в котором скоплены все деньги, миллионами очень всякого люда.
Заборы вокруг всего: школ, детских площадок, телецентров, сколь-нибудь дорогого жилья, редакций, аптек.
Несмотря ни на что – круглосуточная фиеста в теплое время года.
Повальная коррупция.
Повальная, перестающая быть срамным промыслом проституция.
Повальное попрошайничество, уже не только старых, уже не только бедных, а и просто ленивых и расслабленных трудоспособных людей. «Помогите музыканту».
Кони в сумерках. Конский помет поутру, эвфемистично именуемый «каштанами».
Предельное технологическое ничтожество.
Всегда в той или иной мере армейская или спецслужбистская администрация; эстрадное, легкоусвояемое соотечественниками хамство с международных трибун. Привет Чавесу.
Спорадические, фиксируемые узким кругом профессионалов, вспышки словесного гения (Маркес, Борхес, Кортасар, Бродский). Экспорт в развитые страны режиссеров, футболистов, дворников и гангстеров; проституток – в промышленных масштабах. И все равно хватит всем.
Безрезультатные поиски национальной идеи.
Скудное образование. Смертность от тяжелого алкоголя. Память о величии древних цивилизаций.
Задворки человечества.
Нет, но вот какой идиот первым назвал мексиканскую столицу Мехико?
Херох. Мархизм. Сахофон. Хенофобия. Хюша, Хюша, юбочка из плюша.
Херь, в общем.
Тоже, между прочим, Большая Деревня. Город-герой. Мечта сестер, национальных окраин и захолустных офицеров. Самый населенный город Земли.
Любила и буду
Казанская Медея
Евгения Долгинова
Алексей Венецианов. Крестьянка с бабочками
I.
Все как один говорили с уважением: «Работящая очень». Работящая, трудолюбивая, выносливая, работала за троих. Это видно и по фотографии, где девушка сорта «кровь с молоком» – плотная, крупная, русая, по-своему миловидная – обнимает одного из своих сыновей, светлоголового смеющегося мальчика. Счастливая крестьянская мадонна.
14 марта нынешнего года эта мадонна – 23-летняя Елена Зинягина, работящая, психически здоровая жительница Казани, положительно характеризующаяся по месту работы и жительства – обратилась Медеей. Следователи республиканской прокуратуры не могут вспомнить аналогичного преступления.
О смерти сыновей, Романа Зинягина и Даниила Зинягина, она сообщила сама – согласно показаниям жителя улицы Пионерской Игнатьева, Лена, подруга его знакомого и соседа, пришла вечером, спокойная, ничем не взволнованная, и попросила разрешения позвонить. Он дал ей телефон и ушел досматривать хоккей. Лена позвонила в милицию и, уходя, спокойно «сообщила ему, что у нее проблемы, потому что она только что утопила своих детей».
Милиционеры нашли мертвых мальчиков в пустой ванне (воду она спустила), в квартире – пластиковые бутылки из-под пива «Белый медведь» и несколько записок на тетрадных листах, написанных сразу после убийства.
«Саша прости меня я убила своих детей ты прекрасно знаешь что я любила и всегда буду любить тебя».
«Саша я убила своих детей ради тебя потому что я всегда любила и всегда буду любить».
«Александр я тебя любила и буду любить ради этого я убила своих детей Зинягина».
«Саша я убила».
И последняя – самая непостижимая:
«не смотря не на что».
II.
Никто не знает, почему молодая красавица Люба, уроженка деревни Куюки Пестречинского района Казанской области, выйдя замуж за односельчанина и родив первого ребенка, пошла в тяжелый алкогольно-половой беспредел. Татьяна Дмитриевна Зинягина, сестра Елениного отца, говорит мне, что брат Михаил думал развестись, но родились трое детей один за другим, и стало уже поздно, и брат тоже запил. Люба гудела отчаянно, надолго пропадала, а когда Лена пошла в пятый класс, ушла от детей окончательно. Родственники искали ее в городе – по притонам, вокзалам, подвалам, нашли, забрали маленькую Оксану, младшую сестру Елены, долго лечили от запущенной чесотки («теперь девка – загляденье»). Дети росли в интернате («в хорошем», уточняют все), в райцентре. Наверно, они и так росли бы в интернате – в деревне была только начальная школа. К детям приезжали, брали на выходные, покупали подарки, заботились, но семья Татьяны Дмитриевны выживала уже в городе, растили своих детей, забрать племянников не могли. Была еще бабушка, огород, сад. Потом полусиротство стало полным: пьяную Любу сбил КАМАЗ, а несколько лет назад Михаил утонул, отправившись рыбачить; по словам его сестры, он был отменный рыбак.
Лена, однако же, нормально училась (в интернате о ней вспоминают как о спокойной, хорошей и старательной девочке), писала стихи, правда, с книжкой тетка никогда ее не видела. Когда поступила в Казани в швейное училище (профтехлицей), жила уже у одной из теток. В училище к ней отнеслись очень хорошо, обнаружили явную склонность к профессии, пообещали даже комнату, – но куда там, 16-летняя Лена встретила Дениса. Практически сразу они стали жить вместе – Лена словно выполняла какую-то биологическую программу, сойдясь с первым встречным, хотя надо заметить, что и среди первых встречных Денис был самым незавидным вариантом. Эти отношения не были браком – и не только потому, что юный отец сумел дать своим детям разве что отчество, даже не фамилию. Тетки, посмотрев на Дениса, сразу все поняли – и собрали Лене денег на аборт. Деньги она взяла, покивав головой, но через несколько месяцев появилась с животом – «обманула нас, зараза». Родился Рома, еще через год – Даня. Несмотря на все мрачные обстоятельства, здоровые, умные, подвижные мальчики – чего-чего, а здоровья у Лены было в избытке, хоть пиши с нее фреску «Торжество плодородия».
Дениса все, не сговариваясь, характеризуют словом «никакой». Определенно говорят одно – пьющий, сильно пьющий, почти спившийся в свои 22 года. Без характера, без внешности… очень хотелось посмотреть на этого человека без свойств, но телефоны его безмолвствуют, дома никого нет, и даже соседи по семейному общежитию, куда я приехала, не смогли вспомнить, какой он – Денис: «Ну, какой-то такой… на улице пройдете – не заметите…»). Так или иначе, а к 2005 году сложилось такое распределение ролей: Лена работала на автомойке и на свою зарплату в 8-9 тысяч рублей (не самая низкая зарплата по казанским меркам!) содержала мальчиков, Дениса, его мать, тоже сильно пьющую даму, и бабушку. 29-летний Денис сидел с детьми – это давало ему моральный повод не работать. Он был, в сущности, безобидным и с детьми худо-бедно справлялся. (Спрашиваю, чем же питалось святое семейство до Лены-кормилицы? – да как обычно у деградантов: разменяли трехкомнатную квартиру, потом двухкомнатную, теперь комната в общаге, но и она, наверное, скоро уйдет). Лена работала много и тяжело, полтора часа добиралась домой, иногда пешком, поздно вечером. О детях заботилась изо всех сил, готовила, стирала, одевала, и следователь, и все родственники отмечают, что мальчики были неплохо одеты и в общем-то ухожены, у них были игрушки – тот материальный минимум, который появляется, когда есть хоть какая-то забота о ребенке. Детям помогали и родственники.
В этом состоянии ей и встретился Александр Макаров – мужчина, преобразивший ее жизнь самым волшебным образом.
III.
Новый мир засиял и распахнулся перед ней в ноябре 2006 года, когда подошел шиномонтажник Саша и, взяв шланг из ее рук, сказал: «Давай помогу».
Саша – человек мужественной судьбы: в анамнезе – четыре судимости, из них три условных. Он взрослый, 1971 года рождения, сильный, с большим житейским опытом (который часто прокатывает за мудрость), он живет один в трехкомнатной квартире, он хорошо зарабатывает. Пьет, разумеется, но работает, профессионал, руки на месте. Наконец, Саша – мужчина с содержанием и с амбициями, он сказал ей: «Мне нужна жена с высшим образованием» и предложил готовиться в текстильный вуз («У нее была тяга к легкой промышленности»). Ну а самое главное – он сказал ей: «Двое детей? Ну и что. Поднимем». По-пацански так сказал.
Весомо, убедительно.
Лена перевезла детей, стали жить-поживать, добра наживать. Так длилось до ноября 2007 года.