III.
Этой весной центр общественных связей российской ФСБ распространил заявление, в котором выражал озабоченность ситуацией в Печорском районе. В заявлении было сказано, что людей с эстонским гражданством в Печорах – минимум 10 тысяч, они работают в том числе в органах власти и в милиции, и, опираясь на этих людей, Эстония может «прибегнуть к реализации своих устремлений в экономической и политической экспансии в отношении территории РФ».
– Мне кажется, они погорячились, – глава Печорского района Сергей Васильев с начала года пережил несколько федеральных проверок по эстонскому вопросу и поэтому заметно нервничает, когда его спрашивают о людях с синими паспортами. – Какого-то засилья людей с двойным гражданством в районе нет, а перед выборами в районное собрание мы проверяли каждого кандидата на предмет синего паспорта. Проверка показала, что все чистые. Да и вообще – какие бы ни были у людей паспорта, я не думаю, что речь может идти об угрозе безопасности. Что такое Россия и что такое Эстония – особенно сейчас, после Южной Осетии? Ну что за фантазии?
У самого Васильева эстонского паспорта, по его словам, нет, и он ему не нужен, потому что у него есть годовая шенгенская виза – глава района часто ездит в командировки. Законодательство Псковской области не предусматривает статуса освобожденного депутата законодательного собрания, а глав районов избирает не народ, а депутаты из своих рядов, поэтому Васильев, кроме того, что он глава района, еще и главный инженер завода «Еврокерамика» – печорского градообразующего предприятия, производящего керамическую плитку из местной красной глины. Большая часть рабочих завода – узбеки-гастарбайтеры с зарплатой три тысячи рублей в месяц.
– Катастрофически не хватает рабочих рук, – говорит глава. – Безработица – нулевая. В строительстве недостаточно людей, в дорожном секторе, в коммуналке. Понятно, что заработки не самые высокие, и я прекрасно понимаю тех, кто хочет работать в Эстонии. Мне кажется, если люди с двойным гражданством у нас и есть, то это именно те, кто ездит в Эстонию работать. Поэтому решение проблемы я вижу так: нужно создавать более благоприятные условия для жизни, чем на той стороне. Тогда сами эстонцы будут просить выдать им наши паспорта.
IV.
Строго говоря, создать более благоприятные, чем в Эстонии, условия для жизни в Печорском районе достаточно просто – во-первых, надо снести весь город (кроме, пожалуй, монастыря) и построить вместо него что-нибудь новое, во-вторых – выселить из города всех людей, отправив половину на принудительное лечение от алкоголизма (в Печорах какое-то совсем неприличное количество пьяных – я приехал в город рано утром, и на газонах и скамейках уже валялись нетрезвые жители спорной территории), а половину – еще куда-нибудь. Первый встреченный мною эстонский гражданин (он даже показал паспорт – обложка у паспорта действительно синяя) – мужчина лет шестидесяти с золотыми зубами и в тренировочных штанах, – пил пиво, сидя на крыльце дома, в котором, судя по мемориальной доске, когда-то (даты на доске нет) жил врач-терапевт Фома Кириллович Акимов. Мужчина просил называть его Николаем, он – военный пенсионер из Таллина, в Печорах живет с 1995 года, родился вообще в Казахстане, но его предки жили в этих краях – в районном архиве Николай получил справку, согласно которой его дед не просто жил в Петсери, но еще и был капитаном эстонской армии. По словам Николая, получить синий паспорт можно только при наличии доказательств прямых родственных связей с теми, кто жил в районе в период его принадлежности Эстонии. Если есть соответствующая справка, получение паспорта обойдется в сто рублей с какими-то копейками.
– Я, – говорит Николай, – могу без визы поехать отдыхать, куда хочу. Хочу – в Испанию, хочу – во Францию. Денег, правда, нет, но чувство все равно приятное.
V.
Николай – это редкий для Печор тип: о своем эстонском гражданстве он рассказывает охотно, не таясь. Чаще всего местные жители стараются наличие синего паспорта скрыть – после заявлений ФСБ, московских комиссий и прокурорских проверок по городу ходят слухи, что у обладателей синих паспортов скоро будут проблемы. Если бы люди знали, чем закончилась прокурорская проверка, они бы, наверное, не волновались, потому что проверка закончилась ничем.
Прокурор Печорского района Александр Сергеевич Хлопков в Печоры приехал из Нижнего Новгорода по распределению после юрфака. Это совсем юный прокурор (я даже спросил его, сколько ему лет, – он покраснел и ответил, что к проблеме синих паспортов это не относится), и поэтому, когда он рассказывает о колоссальном объеме работ, сделанных в рамках проверки, ему сразу и безоговорочно веришь – слишком уж положительный парень.
– Проверка по фактам, изложенным в заявлении ФСБ, – рассказывает положительный парень, – началась в мае и продолжается до сих пор. С помощью оперативных методов мы уже исследовали проблему гражданства у муниципальных служащих и сотрудников правоохранительных органов. Проверка показала, что ни у одного из них эстонского гражданства не было и нет.
Я спрашиваю, в чем заключаются эти оперативные методы. Прокурор с тем же энтузиазмом отвечает:
– Мы провели анкетирование среди всех сотрудников районной администрации, отдела внутренних дел и прокуратуры. В анкете содержались вопросы о наличии двойного гражданства. Положительных ответов не зарегистрировано.
Я спросил, не допускает ли Александр Сергеевич, что кто-то из опрошенных наврал.
– Если наврал – значит, негодяй, – улыбается прокурор, а потом снова краснеет. – Других способов проверки у нас нет. Само по себе наличие паспорта – это не преступление.
VI.
В очереди за сигаретами и водкой в магазине у Куничиной горы – человек десять, все пенсионеры. Бабушку, которая купила два блока синего «Винстона», зовут Надежда Тихоновна – настоящая такая бабушка, в сером платке и кедах. Я поймал ее у шлагбаума и спросил, есть ли у нее эстонская виза.
– Откуда же у меня виза? – удивилась Надежда Тихоновна, выдав тем самым в себе эстонскую гражданку. – Виза – она тридцать пять евро стоит, у меня таких денег нет. У меня пенсия две тысячи. Сейчас схожу в Эстонию, сдам сигареты, выручу сто рублей. Иначе бы умерла с голоду. Я же не потому хожу в Эстонию, что до денег жадная, а потому что на жизнь не хватает, одна живу.
У псковских – интересный говор. В принципе, русская речь у всех правильная, местная особенность всего одна, но зато очень заметная – если в слове подряд идут буквы «д» и «н», то здесь говорят «нн». То есть Надежда Тихоновна на самом деле сказала – «жанная», а не «жадная».
VII.
Я разговаривал со старушкой, а сам косился в сторону обменного пункта. Обменный пункт – это «жигули» первой модели со значком доллара на лобовом стекле. За рулем – мужчина кавказской внешности (очевидно, меняла), рядом с ним, у машины – русский парень лет тридцати (крыша?). Пока я разговаривал с Надеждой Тихоновной, оба внимательно смотрели на меня, время от времени о чем-то переговариваясь. И когда старушка ушла за шлагбаум, я уже точно знал, что сейчас мне предстоит общаться с этими приятными людьми.
– Молодой человек! – это парень, который у машины – мне. – На секунду.
Я подошел.
– Вы здесь что делаете?
Я объяснил. Парень достал из кармана удостоверение:
– А я – действующий сотрудник Федеральной службы безопасности. Мне кажется, вы хотите взять интервью у нашего начальника.
Не могу сказать, что я как-то особенно хотел общаться с местными чекистами, но парень меня и не спрашивал – посадил в свою машину и привез в районное управление ФСБ. Местная Лубянка выглядит очень уютно – двухэтажный особняк, стены увиты плющом.
– И без вывески, – заметил я.
– Вывеска с другой стороны, – успокоил меня мой спутник, закрывая за нами железную дверь.
Самое смешное, что начальник печорского ФСБ Олег Спирин действительно дал мне интервью.