Я люблю Москву. Вы не поймёте, за что.
Яблочный ёж
Первые дни августа. Ещё не осень, но уже не вполне и лето. Вишня стыдится своей преждевременной наготы. На виду у сосен это, конечно, не так зазорно, но если бы вокруг были только они. А так…
Вишня увязла по колено в сугробе грядущей осени. Сухие листья издали похожи на опилки. Воспоминания… Те тоже лишь похожи на быль, что преследует и не позволяет яви вполне овладеть нами.
Я помню, как один из моих легендарных дедов привёз с Дальнего Востока, где руководил флотом, грушу. Сочную. Почти прозрачную. Косточки застряли в ней, как в меду янтаря – кисленькие муравьи. В неё не требовалось впиваться безжалостно. Она сама, благосклонно и доверчиво, выкладывалась, по частям. Совершенно напрасно сдаваясь на милость детской ненасытной тяги к сладкому. Изнеможённая напрасной неубедительной борьбой, стекала по моей довольной мордахе, в конце концов… Удивительно, но мне было совсем не стыдно «так пачкаться». И до такой степени вкусно, что вот уже пятьдесят лет прошло, а я помню и смак, и запах той груши.
А яблоки?! Те, что из детства! Да… Это было что-то необыкновенное. Элегантный осторожный аромат сладости в шлейфе свежести раннего утра, – вот, примерно так они и пахли. И грызть-то их было чем, кстати! И мы их грызли, кусали, отщипывали зубами без остановки. До оскомины. А после, не в силах выпустить из рук, – всё не съеденное моментально попадало в огромный медный таз для «в прок», «на варенье», «на джем», – пёрышками, непременно новыми пиками перьевых ручек, делали на поверхности яблок "иглы" из мякоти. Писчее перо, стальное, «с наваркой кончиков иридием или без оных», как нельзя лучше подходили для этой затей. Куда уж лучше прямого их назначения, упражнений по чистописанию.
Навертев пирамидок, понавтыкав их вверх-тормашками, кожурой в отверстие, любовались проделанной работой. Выходила весьма презабавная фигурка. Колобок. Или, скорее, ёж! Яблочный ёжик со скоро темнеющими иглами. Они взрослели на глазах, эти иглы. Мы же к этому не стремились совершенно. Мы хотели быть большими, но не желали становиться взрослыми. И потому, запихивали в связанные яблочной кислотой рты яблочных ёжиков и делали вид, что нам вкусно… Ведь от яблок растут, как говорили взрослые.
Фруктовый сок привлекает мошек и мух. Приходится отгонять их. Но это непросто. Иногда устаёшь расти. Нервно, раздражённо, даже несколько истерично ты гонишь прочь насекомых. Так же, как это делает лягушка, отмахиваясь от докучливого комара. Когда она лягается, то похожа на лошадь в стойле. Надоели ей эти комары да мошки. Ей бы песен. Ей бы понырять с бортика пруда. Но не для того, чтобы спрятаться, испугавшись постороннего звука, а так, для удовольствия. Оттолкнуться посильнее, прыгнуть повыше и, отделить один слой воды от другого без брызг. А после вытянуться паутинкой и парить, парить, парить надо дном до полной остановки. Загораживая своею внушительной тенью полупрозрачные водоросли, смешливых карасей, что громко, словно подсолнечные семена, грызут стебли отмытых салатных листьев лилий, под суровыми, в никуда, взглядами улиток. Те перепутали низ с верхом и скребут разношенными тапками поверхность воды. Полируют без устали. Останавливаются только для того, чтобы вытряхнуть из рюкзачка раковины крошки воздуха. И снова за дело…
– Чем ты занимаешься?
– Думаю…
– Да, ещё бы! Тебе – что бы ни делать, лишь бы ничего не делать! Садись за уроки!
– Так лето же…
– Не имеет значения! Марш к столу!
Отец кричит на меня, а я не слышу нарочито грозных интонаций его голоса, не вижу вздувающейся в такт его словам, вены на лбу. Я вспоминаю, как он взял меня за руку однажды и подвёл к дороге, которую предстояло впервые перейти самой. Было очень страшно. Ощущение пустоты за спиной и шевеление онемевших от ужаса ног, где-то там, внизу, поперёк бесконечно длинной дороги. А в руке – тот самый яблочный ёжик, что постепенно делался рыжим в моей горячей ладошке.
Яблочный ёжик взрослел понемногу. Так неизбежно взрослела и я…
Как ребёнку…
Виноград цепляется детскими пальчиками за вуаль окна, что защищает обитателей дома от вакханалии, к которой так склонны все дамы, носящие фамилию Кулекс22. Вне зависимости от возраста и способности причинить вред, они ведут себя недопустимо. Кулекс в девичестве обычно назойливы, пик агрессивности приходится на пору их зрелости, а наиболее возрастные, в виду опытности, обретают такую изощрённую осторожность, что обнародуют результаты вероломства уже на поверхности окна, обременённые темнеющей каплей чужой крови в чреве.