Речная улитка, полупрозрачный кренделёк, осыпана своими малышами, словно орешками, с ног до головы. Копошатся в горсти, ёрзают. Мама пытается отдышаться, но где там, – невесомость невесомостью, а двадцать горошинок на спине любого заставят попыхтеть.
И вот у каждого ж – своя однокомнатная квартира, а мама всё равно волнуется, не отпускает от себя. Как не достанет сил удерживать их всех на плаву, так и опустится на дно. И тут уж, опасливая ребятня, по парам, да по одному, пробкой к поверхности и на ближайший лист. (То ли усталость, то ли мудрый мамин расчёт!..) Только, как не рассчитывай, один-другой, от мамы не оторвутся. Так и будут подле, пока не опустеет мамина раковинка.
Рассвет давно уж передал свои удочки ветру. Лоза с наживкой голодного червяка усов дразнит невидимую рыбу. Но нет её и быть не может тут, под виноградом. И ветер сердится, рвёт лозу из земли, тянет. Ан нет. Те корни, стебли, что держат её в земле, прочнее посулов, прочнее ветреных порывов. Они её родня. А родство – дело святое.
Отец и мать. Родители. Хорошее слово. Особенно хорошо – если можешь использовать его в настоящем времени и во множественном числе.
Жись
Чаще всего мы предпочитаем иметь собеседником себя самих. Но иногда стоит слышать и других. Даже если молва приписывает им излишнюю скрытность.
Карась, который поведал нам эту историю, был немолод. Более того. Он был столь зримо стар, что даже не скрывал своего состояния. Забавляясь реакцией окружающих на его вид и размеры, подплывал к удильщикам, задевая плечом поплавок. После – медленно и широко открывал рот на виду у изумлённой публики, но вместо того, чтобы зацепиться губой за крючок, плевал в сторону рыболова. Карась столько лет манкировал ухищрениями рыбаков, что дать изловить себя теперь, на рассвете заката жизни, было бы глупо. Но поговорить-таки он любил. И выбирал для того безобидных бездельников, не имеющих за душой ничего острее слова или пера в кармане сюртука.
– Любезный, не уделите ли вы мне немного вашего драгоценного времени, – столь витиеватое обращение всегда находило сочувствие и собеседник, сколь бы он ни был рассеян, отыскивал источник.
Карась выдерживал приличную паузу, позволяя оценить новому товарищу свои достоинства. Он часто жевал губами воду, но не от дряхлости или волнения, и не от того, что не находились нужные слова. Там, где он жил, нечем и не на чем было записывать, посему, все истории приходилось заучивать наизусть:
– Видите, вон там, на противоположном берегу сидит Ляг.
– Лягушка?
– Нет, это мальчик, ляг. Я вижу, вы часто бываете здесь. Прогуливаетесь с унылым видом. Будто расстроены или недовольны жизнью. Но я заметил, у вас милая супруга и здоровый сын. А вы всё-таки вялы и унылы. Думаю, вам стоит послушать историю этого лягуха.
Ляг живёт в этом саду уже пятый год. Первое лето ему жилось весело и приятно. Заигрывал с подругой, шлёпая её по шагреневому влажному боку. Падал на дно водоёма, как усталая улитка, выпускал пузыри воздуха по-одному, как праздничные шары. А после – шумно и неожиданно выныривал, прямо перед лицом своей красавицы, чьи алатырные26 очи светились волшебным светом.
Та притворно пугалась и ласково шлёпала его по губам. Изящные, с бусинками маникюра пальчики, нежно касались лица ляга. Он смущался, улыбался и, словно резиновый, тут же озорно падал в воду вновь…
Вода и жизнь текли одновременно. Милое влажное семейство ожидали приятные хлопоты. Гранатовый разлом грозди икринок, головастые головастики, растерянный возглас: «Папа, где мой хвост?!» … Ляг, загодя тренируя рассудительность, солидно надувал щёки, и его возлюбленная, прячась за небольшим камнем на берегу, глядела на приготовления и таяла от умиления.
Ляг неизменно требовал от подруги находится у него на виду. Ей же казалось, что она довольно осмотрительна и чрезмерная опека не к чему. Однажды, таясь от Ляга для своих мелких дамских дел, она отошла от пруда чуть дальше, чем это обыкновенно бывало. Приметив в траве бантик оранжевой бабочки, Лягушка затаила дыхание. Принести лягу кусочек солнца, его трепетное воплощение, казалось весьма заманчивой идеей. Внимательно взглянув на мерное шевеление ранжевых27 крыл ещё раз, Лягушка ощутила неприятное покалывание страха, который внезапно обветрил губы. Ужас охватил её одновременно с тем, как замысловатая петля ужа сдавила тело.