В своей обычной жизни, жуку ни за что не удалось бы рассмотреть птиц так близко, без ущерба для самочувствия. И, с неразумной долей разумной опаски, он следил за сварливой суетой птичьих семей ровно столько, на сколько было отпущено света. Каждому, и недлинному зимнему дню…
Вечер закрасил последнюю долю неба тёмной краской и пошёл за белой для звёзд. Зелёный дятел уже отужинал мороженым из прошлогоднего винограда. Очистил клюв зубочисткой веточки и улетел. Воробьи и синицы, отсрочив распри до тепла, прижались друг к дружке потеснее и задремали в ожидании завтрака. А жук в просторной банке, лениво угощаясь халвой камбия34, иронично и сочувственно поглядывал в их сторону через окно. Ему ли было не знать, как это больно, когда мороз заставляет тебя вжиматься в самого себя, оставляя горячим одно лишь сердце. И оно бьётся, бьётся, бьётся, предвкушая появление солнца, которое согреет всех одинаково. И друзей, и врагов.
Муравей
Солнце макнуло горячую ладонь в салатницу с застрявшей между огуречных кружочков пластмассовой ложкой. По её толстому хрустальному краю бежал муравей35. Сметана за ночь стала противной, как нагретая газировка. Заскучавшая в кастрюле картошка, неровно обкусанные нитки лука окружили в пьяном порядке остатки водки, отставленный чай и по-свечному оплавленную потёками бутылку из-под кефира.
На кровати у стены, кое-как обмотавшись простынёй, спал мужчина. Напротив, сутулясь, сидела женщина. Она грустно разглядывала стройную, красивую спину спящего и немного брезгливо – остатки вчерашнего спонтанного застолья.
– Ты не опоздаешь? – спросила она и мужчина, почти опередив знак вопроса, зло выплюнул: «Оставь меня! Я не выспался!» – и заросший редкими белыми волосами пуансон черепа быстро и тесно соприкоснулся с матрицей подушки, расплющив все последующие возможные вопросы до унылого выдоха. Тот замер в душном воздухе и растаял. Раскидав взгляды тут и там, женщина отыскала на столе пачку «очень дорогих» сигарет, вынула одну «на сейчас», а несколько штук переложила в сумочку «на потом». На грядущий одинокий вечер у раскрытого окна, через которое хорошо виден дом напротив и всё, чем живут его не слишком стеснительные обитатели.
Выдыхая из лёгких горьковатый дым, наблюдала, как пыльная солнечная лента смещается, уступая ему место и предоставляет возможность удалиться без ущерба для самолюбия… О! Если бы можно было так же незаметно исчезнуть из комнаты, из памяти мужчины. Подавить отвращение к себе и поворотом головы избавиться от этого кошмарного сна наяву…
– Господи! – женщина шептала, плакала не опуская глаз, не обращая внимания на сигарету, которая таяла, превращаясь в столбик пепла. – Господи! Помоги мне! Ты же знаешь, чего я хочу. Мне многого не надо. Я сильная. Я всё могу. Всё, кроме одного – я не могу быть одна. Не могу! Каждую пятницу плачу от страха перед двумя безразмерными одинокими днями. Просыпаясь утром, смотрю на себя в зеркало и понимаю, что перестала улыбаться, прекратила ждать той неслучайной случайной встречи, которая должна, наконец, произойти…
…Какая чушь! Какая встреча?! С кем?! У меня никого никогда не будет. А так хотелось вставать по утрам чуть раньше, готовить завтрак, целовать его, сонного. Смотреть на то, как смешно двигаются его уши, пока он жуёт. Заворачивать огромные бутерброды под его шутливые возражения, что «он не диплодок» и прижиматься к нему в коридоре на прощание. Хочется сравнивать с ним знакомых мужчин и знать – он лучше всех…
Я не сделаюсь тираном и злюкой. Я стану сама собой. Я буду прятать в орешек памяти каждое мгновение, прожитое вместе, чтобы мусолить их воспоминаниями. Как гигантский леденец в полосочку. Я не буду одинаковой. Я перестану быть одинокой. И у него не будет повода сомневаться в надёжности своего тыла.
Честное слово. Я так устала привыкать… Подруга спросила однажды, почему я так часто меняю мужчин. Я их меняю?! Бросают! Не умею затягивать петли на чужих шеях. Звериные игрища не тешат самолюбия. Противно рассчитывать на человеческие слабости, унизительно пробавляться ложью во имя единения. Она довольно скоро всплывёт, эта ложь, и айсберг непонимания пустит на дно титаник такого союза. Впрочем, живут же другие. Детей растят, ненавидят один другого. Такого – не хочу. Но не бросаться же на первого встречного!
35
муравей – мелкое насекомое подотряда жалящих перепончатокрылых, живущее большими сообществами.